На орбите просторно, гулко и пусто. Только солнечный ветер беззвучно танцует в парусах, да порой нейтрино-другое прошмыгнет по своим нейтринным (не путать с нейтронными!) делам.
Человек любую среду очеловечивает. Лес населяет лешими, воду, соответственно, водяными. Даже в океанских глубинах Ктулху завел. Не природа – человек не терпит пустоты. В космосе человек совсем недавно, и очеловечить здешних пока еще не сумел. Пока что самая загадочная и мистическая тварь на орбите – хомо сапиенс сапиенс и есть. Два раза “сапиенс” не ошибка, потому как жил некогда хомо сапиенс неандерталис, от него в наследство и осталось.
Остальное съели.
Штатная связь прослушивается в обязательном порядке; жители Орбиты, в целом, такой подход одобряли. Надо же разматывать каждую аварию до самого источника. По-другому тут не выжить, не Земля.
И потому для переговоров Змей настроил тщательно запрятанный контрабандный планшет. Распознание голоса, кодировка, озвучка принятого сигнала – настройка самопального комплекса связи отработана тренировками. На выход планшета Змей подключил аварийный лазер общего назначения, повернул в указанную точку. И теперь его передачу мог видеть исключительно адресат. Змей не собирался никому давать ниточек-подсказок: он говорил с тем самым Сергеем, что так недолго погостил на клубе “Факел” в жаркое лето… Кстати, а когда точно?
“Мы словно корабли у Ефремова, после ста лет полета. Встретились у Ока Змеи”.
“Точно. Сперва надо синхронизировать часы, от общего к частному. Который у нас год?”
“С момента встречи?”
“Да.”
“На клуб я три года назад вышел. В том же году меня и вернули в Палицыно.”
“Вот же. Три года прошло. Три курса я в Стокгольмском отучился. Не то, что я прямо так ничего не вспоминаю. Столько всего. Сам в шоке. Но, чтобы вспомнить, надо напрячься.”
“Чисто космос: полет и долгий, и приключения в нем, но все же запоминается не путь к звезде, а точка старта – и финиш.”
“К звезде сейчас Винни летит. Помнишь его?”
“Пухлого? Помню.”
“Он буквально в тот понедельник, что тебя забирали, Лиса убил”.
“Кто кого убил?”
“Еще раз. Винни Лиса зарезал. Лис предложил какой-то наркотой вмазаться, а Винни доносить не пошел, сам приговор вынес и сам же выполнил”.
“А я еще считал, что ролевики мягче реконструкторов.”
“Ярлычки, абстракция. Смотри на людей. Короче, забрали его в Проект и отправили Глизе осваивать. Четвертая волна, четвертый баллон.”
“Мы им лед возили на летной практике. Они все название выбрать не могли, так и стартовали безымянными.”
“А я мимо пролетал с контрольным грузом. Помню, двое суток выруливал, чтобы встать на безопасную дистанцию. Год назад.”
“Именно. А клуб что?”
“Клуб разбежался, осталось пятеро. В городе из-за эпидемии погром случился, цыганскую слободу пожгли. Эмигрантский лагерь вовсе снесли под основание. Сказали, типа, чурки заразу принесли – но били равномерно всех. Потом суды. А я как раз пытался к вступительным готовиться. Осень закрутилась – ни в сказке сказать, ни в рапорте описать! Второй раз мне такого не повторить, сдохну.”
“Так что, клуб совсем исчез?”
“Нет, новых людей набралось много. Только позже. И все совсем другие, чем раньше.”
“А потом?”
“На следующее лето я поступил в Стокгольм.”
“Лапки?”
“От гардемарина слышу!”
“Муа-ха-ха! Змей, приделай смайлики в код. Подожди! Это что же, тебе сейчас почти двадцать?”
“И что?”
“Мы ровесники, получается”.
“Офигеть! Я думал, ты младше года на два. Ты и задохликом смотрелся, и по поведению дитенком, уж не обижайся.”
“Чисто интернатовское задротство, умом Эйнштейны, психикой детишки.”
“Ты, кстати, как вернулся, не били?”
“Да нет, я теперь легенда. Просто я понял, что терять уже нечего, один хрен карцер за побег, ну и написал в объяснительной вот что:
Я, курсант Николаев, находясь на спортплощадке, занимался самоподготовкой. Но принял недостаточные меры страховки при выполнении "больших оборотов" на перекладине. По этой причине я перелетел забор училища, упал и потерял сознание. Очнулся оттого, что неизвестные лица пытались привести меня в чувство при помощи вливания коньяка в рот. Вот почему гарнизонный патруль обнаружил меня за территорией училища с синяками на лице, запахом алкоголя и без документов. Мне никто не поверил, что я курсант. Меня направили в детский приемник погранслужбы (не любят их наши, так мы все, что можно и что нельзя, на пограничников грузим) южной границы. Сбежав из детприемника, я возвращался в училище на попутных машинах, где меня и обнаружила поисковая группа училища. Змей, эту объяснительную я столько раз пересказывал, что наизусть выучил. Скажи лучше, что у тебя потом?”