И подмигивал. Ходил он по сцене — коренастый, в пиджаке с короткими рукавами, откуда из несвежих манжетов торчали волосатые руки. Было в нем от земли, и подчеркивал Потапов это всем — резкими крепкими движениями, сутулостью трудяги, испытующим взглядом.
Андрей слышал о чудо-агрономе от родителей, те его расхваливали и жалели, что Потапов не выдвигается в президенты.
— А ведь дай такому человеку власть, — рассуждал отец Андрея, — Он поставит страну на ноги.
— Раком! — смеялся вышедший из подвала, полакомиться, божий человек Чомин.
— Сначала раком, а потом на ноги! — сурово говорил старший Болсунов, — Давно пора стряхнуть с шеи этих, — и употреблял слово, от которого Чомин издавал радостное «ках!», а мать Андрея нарочито, но с улыбкою грозила супругу пальцем — в этом доме не принято было ругаться.
Именно Потапов вдохновил Болсунова-отца. Художник, слушая редкую цифровую запись выступления ученого, воскликнул:
— А вот хорошо бы иметь такого брата!
И возникла мысль рисовать картину «Брат в кармане». Брат складывал ручки-ножки, пригибался и меньшал так, что его можно было положить в спичечный коробок. И в карман! Картина была разделена на четыре части — Болсунов разграфил их прямоугольниками, углем по грунтованному холсту. В части первой человек, темный переулок, зловещий дядя тянется с сигареткой. Дайте закурить.
Герой достает спичечный коробок. К счастью, у него там брат! В третьей части — изумленные, перепуганные глаза дяди. Что же в четвертой? Болсунов не придумал и мучился. Он хотел изобразить двух похожих людей, сиречь братьев, на фоне удаляющейся спины хулигана, однако возникали вопросы. Почему дядя побежал в противоположном направлении? Как правильно дать освещение?
Душа требует — рисуй! И жрать не хочется, а мысли пришли в тупик и стоишь за мольбертом, водишь по холсту обратным концом кисти. Когда Андрей собрался на лекцию Потапова и предложил отцу идти вместе, тот отказался. Признался:
— Боюсь разочароваться. Театральная прима издалека и молода, и миловидна, а при ближайшем рассмотрении… — и нарочито закашлял.
— Тогда я пойду и потом тебе всё расскажу.
И вот он уже на лекции. Душный зал, потные послеработние люди. Усиленный запах тел и духов. Актовый зал бывшего института на Ванды Василевской. Какие стулья, какой потолок — всё это опускаем, не интересно. Тихий галдеж. На сцене слева — трибуна, посередке столик с папкой на завязках, да потертый, сухой деревянный стул — такими печь топить или дверь подпирать. Самого Потапова еще нет, и кое-кто посматривает на часы, задирая манжеты. Ну где он? Одна дама снисходительна:
— А может, он просто очень застенчивый и волнуется, боится выйти, как мы его примем? А давайте вызовем его аплодисментами!
И в ладоши захлопала, одиноко, а никто не поддержал, и перестала она, смутившись.
Андрей сидел, зажатый меж девушкой с каштановыми волосами и дядей-жлобом с деревянной мордой. Девушка мяла в руках платок. Андреем овладело шутливое настроение. Недолго он боролся с улыбкой на губах. Тронул девушку за плечо, обратив её внимание, затем сунул себе палец в нос и, нарочито поковыряв там, вытащил впрочем чистый палец:
— Скверна!
Чуть помолчав, добавил:
— Скверно!
— Верно! — вскрикнула девушка и, стуча себя по обтянутому голубой джинсой колену, затряслась от беззвучного смеха. Значит, культурная.
Андрей чуть поклонился:
— Я оценил ваше остроумие.
На сцену спортивно взбежал Потапов — в кроссовках, пиджаке нараспашку. Обхватив ладонью кулак, поднял руки, показал вот так — в одну сторону, потом в другую.
— Общий привет!
В зале захлопали.
— Ну, сейчас вжарит, — громко сказал высокий пожилой человек, одетый в будто похоронный, черного цвета костюм. Он заслонял собой обзор по линии на много рядов назад. Потапов между тем указал на трибуну:
— Вы думаете, я пришел сюда вам лекции читать? Да боже упаси!
Смех в зале.
— Не встану я туда, даже не просите, не встану. С трибуны вещает тот, кто боится говорить с людьми. Трибуна его скрывает ниже пояса и даже выше, и он себя чувствует защищенным. А я вот он как на ладони, я открыт!
Показал всем ладошки.
— А давайте сейчас задумаемся, на что похоже слово гармошка, или гармоника…
Сделал паузу.
— На гармонию! — с хрипотцой курильщицы выкрикнула дама, брюнетка крашеная.
— Верно! Оба этих слова сходны не зря!
Мысли Андрея вернулись к молодой соседке. Что еще ей сказать? Тут ему стало стыдно — нехорошо, что знакомство их происходит на фоне выступления Потапова. Ученый сам по себе явление и не может служить фоном. А вот и зацепка.