Беспокоился — вот бы успеть закончить до того, как Земля столкнется с кометой. Комета-то подлетает к дому нашему не по дням, а по часам. И скоро повиснет хвостатым уродцем на небе. Хвост с изгибом, как у лошади.
— Уже и Антихрист бродит среди нас, — говорил Болсунов друзьям-художника, — Только мы не знаем, где и кто он. Может быть это ты!
Толкал кулаком в грудь товарища, бородача Вятского. Вятский — волосат, коренаст, любит вино и сыр. Живет на чердаке старого дома на той же Ширме. Окно выходит в сад. Вятский не пользуется дверью, а с балкона перемещается на яблоню и спускается по стволу. За пятьдесят лет жизни здесь он развил чрезвычайную ловкость, а благодаря ужимкам, волосатости и строению тела походил на обезьяну с патлами на голове. Когда на Ширме было еще много садов в частных усадьбах, хозяева приглашали Вятского лазить у них по деревьям и собирать урожай. Художнику доставалась треть. Маменька его делала варенья и везла на велосипеде на ближайший рынок — возле автовокзала. Благо, надо было ехать с холмов вниз, а не переться под гору.
У Болсуновых по вечерам собиралась компания людей искусства — художников, писателей. Бывали и общественные деятели. Эти последние, обыкновенно странники, находили в доме у Болсуновых приют. Андрей, тогда еще старшеклассник, был на таких вечерах и слушал. Гости обозначались для него как «дядя Миша», «дядя Слава», «тётя Сережа», «тетя Лида». Иногда Андрей тоже вмешивался в спор, но делал это неуклюже — он вообще составлял слова словно в вечной попытке удержать в руках горячую картофелину.
— Ну что, — говорил тётя Серёжа, вытянутый, длиннорукий, весь в светлом, — Поборем невежество в современном обществе?
— Борем-поборем, — со вздохом отвечал Андрей.
— Это верно сказано! — Вятский пускался ходить по комнате, приседая и раскачиваясь, — Под лежачий камень вода не течет! Надо объединяться и делать!
— Поддержим, — выступал вперед Скоромный, общественный деятель. Глаза у него всегда горели желанием помочь людям увидеть правду. Болсунов-отец указывал пальцем вверх — к этому пальцу устремлялось внимание, усиливая значение слов:
— Только на основах морали мы можем двигаться вперед. Мы за общество с высокой моралью — вот каким должен быть наш девиз!
И все галдят наперебой.
А то еще в подвале дома завелся святой человек, в мрачной одежде, подпоясанный, со светлыми очами, и молельный дом устроил для верных людей. Хлебопекарню семейную посещал и булки водой от своих рук кропил. Болсунова, по её выражению, «оделась простолюдинкой» и пошла к хлебному киоску, где спрашивала стоящих в очереди:
— А правда, хлеб в последнее время вкуснее стал?
Домой вернулась сияющая, спустилась в подвал и долго там со святым человеком беседовала. А Болсунов-отец сказал сыну:
— Ты учись у людей, видишь, какие люди возле нас собираются. Или мы возле них — не разберешь.
И Андрюша присматривался. В обозначенный день, самые близкие семье собирались у Чомина — так звали святого человека. Было у него лицо, будто человек понюхал несвежий сыр и тому испугался. С некоторой долей гнева.
Если приходил новый гость, Чомин скромничал и не знал, как начать речь. Тогда Болсунов-страший его просил:
— Расскажи о МилостИве. Человек вот не знает.
И Чомин тихо, ровным голосом, однако меряя бетонный пол подвала шагами, говорил, что Соединенные Штаты Америки, конечно, оплот сатаны, но оплот материальный, и антихрист появится не у них, а у нас, где клоака духовная. Что до бездуховных американцев, то у них добро попрано на государственном уровне. Так, обыкновенное имя Милостив сокращено до непонятного, ничего не значащего Стив и даже искажено — Стивен. Какой такой Стивен?
— И никто об этом не знает! — вставлял Болсунов-отец. Гость поражался.
Андрей завел себе дневничок, куда записывал самые показавшиеся ему важными слова Чомина, да и не только его, а и остальных — родителей, их друзей. Своих друзей у Андрея не было. Даже в школе он сидел на парте один. В институт не поступил. Дело в том, что Болсунов-отец писал скабрезные картины на каждого вузовского ректора в городе и рассылал им почтой. Так что в институт Андрею путь был заказан.
— Ничего, — сказали родители, — Ищи своё призвание!
И он искал. Приходит в библиотеку, говорит — поручите любое дело, например восстановление древних книг. Парень он усердный, а зарплату — сколько положите. Отказали. Тогда он в другую библиотеку, имени Салтыкова-Щедрина, ту, что над Кловом нависает. И там не приняли. Наконец отправился в Центральную научно-техническую, там где в здание встрял актовый зал, как летающая тарелка.