Директор Никодим Петрович решил сам выйти. Еще пятнадцать лет назад жил в двухкомнатной квартире с женой — общались языком жестов. На кончиках пальцев нарисовали рожицы. Вот кислая, а вот с улыбочкой. И показывали друг дружке пальцы, Никодим Петрович с женой-то. А потом жена ушла с прорабом, он зарабатывал больше, а Никодим Петрович через год стал директором школы — так жизнь повернулась.
Похож на дикобраза — неопрятные жирные волосы копной назад, черные с перцем, лицо удивленного льва. Застыло в глазах это удивление, будто человек обратил взор свой к непонятному предмету.
Особо трудных учеников он желал вывести на тропу праведности, заводил на каждого тетрадь, куда писал свои наблюдения. Посещал родителей буянов на дому, смотрел условия, как кто живет.
— Вот, этот пацан, — показал дядя в пиджаке и шляпе. Сява в это время плевок кедом по асфальту растирал.
— Сломал мне на ноге пальцы! Я в судмедэкспертизу обратиться имею право!
— А может быть, он хотел убить угрожающую вам осу, — спокойно ответил Никодим Петрович. Сява насторожился. С чего бы это за него заступаются?
— Вы знаете, — продолжал директор, — Сява у нас очень отзывчивый мальчик, просто немного импульсивный. В школьном курсе есть материал об аллергии, а укус пчелы может вызвать такую сильную аллергию, что человек умирает в считанные минуты.
— Вы тут сумасшедшие все! — сказал дядя в шляпе, приподнял её и попрощался:
— Честь имею!
А Никодим Петрович остался рядом с Сявой.
— Давно хотел напроситься к тебе в гости. Твои родители дома? — директор сложил руки и чуть согнулся, склонив набок голову. Как смиренный проповедник.
— У нас сегодня генеральная уборка! Нет времени! — Сява хотел быстрее сдыхаться Петровича и дождаться однокашников. Не надо путать планы. Всё продумано и предопределено. Воплотитель судьбы, вот он кто — Сява.
— С мамой и папой хочу поговорить, есть возможность записать тебя на кружок юных авиаторов в бывшем Доме пионером, нужно согласие твоих родителей. Что Сява, хочешь на самолете летать, с парашютом прыгать?
Сява скорчил одухотворенное лицо и молодечески выпалил:
— Кто же не хочет?
— Ну, пойдем проводишь меня к себе домой.
— А это далеко!
— Ничего, у меня свободного времени много. Жены нету, хожу в театры. Сегодня спектакль отменили.
— Тогда пойдем пешком, к нам никакой транспорт не ходит.
— Люблю ходить пешком!
По дороге, Никодим Петрович рассказал Сяве такую быль. Идет он, Никодим Петрович, тихой улочкой и видит, как под высокой акацией стоит бабулька и зовет котика, что на самый верх залез. Никодим Петрович решил помочь и вскарабкался на дерево. Добрался до котика полосатого, кричит вниз:
— Он у меня! Что делать?
— Бросайте, ничего не будет!
Сбросил Никодим Петрович котика, тот сел внизу, пришибленный. Бабулька подобрала своего дружочка и была такова, а Никодим Петрович сидит, слезть не может. Труден и опасен показался ему обратный путь. Тогда Никодим Петрович решил схитрить. Когда внизу проходили люди, он кричал:
— Я прыгаю! Вызывайте скорую психиатрическую помощь!
Одна сознательная женщина позвонила из таксофона и бело-красная машина козырная действительно приехала. Вышли оттуда доктор и два санитара. Доктор задрал голову и сказал:
— Подождите! Я сейчас поднимусь к вам.
И залез к той же развилке, где Никодим Петрович закрепился.
— А вниз — никак, — рассмеялся Никодим Петрович.
— В самом деле, — признал доктор и попросил санитаров:
— Валентин, Лёша, позвоните пожарным, пусть нас снимут!
Сява прервал рассказ:
— Нам на ту сторону, — и указал на дорогу.
Шли по Бажова, тихой прямой улочке с панельными пятиэтажками. У одной палисадник был огорожен проволокой и снабжен устрашающей табличкой, запрещающей выгул собак. Еще был дом, где выгорело целое парадное. Его стену подперли наискось поставленными ржавыми столбами и казалось, что дом выпустил из бока четыре мощные, рыжие лапы. Между ними темнели окна угоревших квартир — жители покинули их.
В другом доме прямо за окном на первом этаже — двуспальная кровать. На втором ярусе, поверх казенного одеяла, какие бывают в общагах, больницах и домах отдыха, ворочалась старуха в долгой ночной рубахе.
— Замечательный район, — сказал Никодим Петрович, — Воздух тут особенный.
И втянул носом, задышавшись. Пока директор говорил, Сява выдумал себе, как через пару лет, когда ему стукнет 18, он пойдет в какой-нибудь магазин и, торжественно предъявив паспорт, купит себе пива. При этом будут присутствовать друзья, которыми он обзаведется. Эта грёза повторялась у Сявы во множестве вариантов. Иногда спутниками при событии были друзья, иногда — некая девушка. Идет Сява с ней по улице и вдруг говорит: