гу, когда трогают мой комп и мои вещи без разрешения, но ноут – это святое.
-Тебе! - я кинул сверток с одеждой на стол перед носом этой нахалки и,
хлопнув дверью, пошел опять на кухню. Похоже, теперь в своей комнате я уже
не хозяин.
- Ну уж нет. Пусть к себе съезжает, приютили, обогрели, одели и ладно…
Внутри меня нарастало жуткое раздражение на ребят. Я тут из-за них с
ума схожу, то огнем кидаюсь, то лечу до умопомрачения, а они ведут себя как
будто ничего не произошло.
Огонь зародившийся в груди начал подниматься к голове и расползаться
по рукам. Шум в ушах заглушал все окружающие звуки. Мои кисти вдруг по-
крылись маленькими язычками пламени. Ладони с растопыренными пальцами
представлялись подсвечниками с небольшими свечами. Я с ужасом взирал на
это безобразие, но что делать - не знал. Огоньки танцевали по ладоням все бо-
лее уверенно отвоевывая территорию рук.
- Так и живым факелом стать можно самому! - Проснувшийся внутрен-
ний голос заорал так, что, казалось, расколется голова – сунь вводу руки, при-
дурок!
Это подействовало, и я метнулся к умывальнику, в котором, слава богу,
стояла грязная кастрюля с водой еще с позавчера. Шипение рук слилось с моим
шипением.
- Это ж я чуть всех здесь не сжег во главе с собою, только потому, что ра-
зозлился. Я теперь небезопасен для окружающих.
Сжал от досады руки в кастрюле, и резкая боль пронзила правую ладонь.
100
- Порезался.
Количество немытой посуды есть величина постоянная, ограниченная
только высотой нашего крана – аксиома нашей кухни. Ленивый Колян про-
шлый раз замочил не только кастрюлю с тарелками, но и столовые приборы, а
помыть как всегда не удосужился. Я вытащил ладони и удивился, ожогов нет, а
вот порез был серьезный. Надо бы замотать. Медленно пошлепал к себе. Де-
вушки не было.
- И то ладно, хотя в мытье посуды можно было бы ее и задействовать. –
бурчал я.
Остановившись перед шкафом, я решил рассмотреть монстра, в которого
превращаюсь. Подошел поближе и оперся ладонями о стекло, заглядывая са-
мому себе в глаза. Хотелось увидеть в себе просыпающегося зверя, но на меня
смотрел уставший небритый парень с ожидающими подвоха синими, скорее
черно-синими глазами и покрасневшими белками. Щеки ввалились. А скулы,
кажется, выступили сильнее. Да и фигура стала какая-то массивная, через чур
крупная что ли, как будто я не смотрелся в зеркало несколько лет. Зрелище не
порадовало.
- Угу, все не так уж плохо, как на самом деле… на самом деле все еще
хуже! Где тот мир, где такие как я существуют? Где та девушка с зелеными гла-
зами, которая так неожиданно влезла в мою жизнь и поставила все с ног на го-
лову? Я хочу ее увидеть!!! Покажи немедленно! – зашипел я в зеркало. Кровь с
пореза тоненькой струйкой струилась по стеклу. Я оторвал ладони от отра-
жающей поверхности, оставив красный отпечаток правой руки. До ужаса опять
захотелось сорвать медальон с шеи и вышвырнуть его в тот мир, откуда он и
появился, а вдруг на этот раз получиться.
Схватив медальон порезанной рукой, я зашипел от резкой боли. Ладонь и
затем все тело пронзила волна жара. Этот жар стал выплескиваться во вне. Зер-
кальная поверхность превратилась в туман и начала сворачиваться, как будто
втягиваясь в воронку, и двигаясь по спирали к центру.
- Лия! Покажи мне Лию! Где она? – потребовал я у портала и почувство-
вал выброс своей силы в пространство. Ничего не загорелось, не заледенело и
не исчезло, а вот зеркальная поверхность стала прозрачной.
***
Я смотрел в незнакомую комнату. За окном помещения был, наверное,
вечер, а может и утро. Небо прорезали несколько красновато-желтых полос.
Отсвет солнца подкрашивал облака нежно розовым цветом. Сумрак наполнял
комнату, сглаживая резкие очертания предметов. Комната напоминала обыч-
ную комнату в любом женском общежитии, захотелось поверить, что это тоже
где-то на нашей Земле, похожими были и предметы мебели. Даже занавеси на
окне белые. Стол, шкаф, комод, кровать. На кровати, свернувшись клубочком, как большой котенок, спала девушка. Багряные волосы разметались по подуш-
ке, а губы ее чему-то улыбались. Длинные ресницы на закрытых глазах остав-
101
ляли фиолетовые тени на лице. Кожа казалась бархатной.
Она была трогательна, беззащитна и хороша несказанно. За одну возмож-
ность ее увидеть, я понял, что согласен и дальше на все безумства, происходя-
щие в моей жизни. Боясь разрушить это хрупкое чудо-видение, я даже практи-