ется помочь. А потом, откинулся и забылся не на долго. Придя в себя, попросил.
- Ты видно не из пугливых… сходи, забери оружие, если найдешь и все
деньги с документами.
- Я трупы обирать не буду! Не хорошо это.
- Ты не будешь. Менты будут, а мне бы пригодилось… Потом. И может
еще, что из тряпок. Грудь перевязать.
Я молча встала и пошла. Вроде помутнения на меня нашло. Так мне его
жалко стало, аж жуть! Собрала. Много всего собрала и бумажники, и автомат, и
пистолеты, и пару ножей, и рубаху с одного белую стянула. На повязки.
Сгрузила я рядом с ним весь арсенал и стала раной на груди заниматься. А
рана сквозная, как только жизнь в нем теплиться, кровью же истечь должен был, а лужа под ним небольшая совсем. Когда я его кое-как перевязала, уже вечер на-
стал. А этот бедолага и просит, помоги, мол, отсюда убраться, а то если не менты
добьют, так свои же упокоят. И встать пытается.
А у нас в лесу неподалеку детский пионерлагерь раньше был. А сейчас уж
нет его, одни развалины. А раньше там домики дощатые были и туалет квад-
ратно-гнездовой на улице. Но летом еще дети отдыхали, а сейчас то, весна была, никого нет, даже сторожа. Вот туда мы и посунулись. Да не просто так, а со всем
арсеналом. Он на меня и на палку (березку, то есть, молодую срубленную) опи-
рается. Ножи за пояс запихал. Пистолет тоже куда-то сунул. А на мне автомат
болтается, да узелок из рукава белого, от рубашки оторванного, с остатками аму-
ниции да портмоне висит. Жуть просто. Как партизаны во время войны. Стем-
нело уже, когда мы кое-как пришли. Нашла знакомую дырку в заборе, и мы в ла-
гере. В один из домиков и потащились, а как уж Олег вскрывал дверь, я сразу и
не поняла, да и не смотрела. Там, на кровати панцирной без матраса я его и уст-
роила.
Сама грязная, в крови, исцарапанная вся, а он вообще на зомби свежепод-
нятого похож, но улыбаемся. Счастливы - добрались. Тут и познакомились.
Хорошо, что была почти ночь, и завтра выходной. Родители на день рож-
дения к знакомым ушли, а я отпросилась в кино сбегать. Очень я уходить не хо-
тела, но Олег просил воды и лекарств принести. Побежала домой, переоделась, 110
схватила еду, воду, бинты, лекарства и обратно. Родителям записку, что «с Мил-
кой в кино на последний сеанс пошла, а потом у нее заночую» написала. Может, не хватятся… Первый раз не дома ночевать собиралась.
А, страшно то в лесу ночью просто жутко! Мысли в голову разные лезут, и
нет, чтоб умные, а так глупость всякая. Хоть бы жив был к моему приходу! Стра-
шилки разные. А вдруг те убитые оживут и на меня набросятся… А я бегу, и
только под ноги смотрю, не зацепиться бы за корни, ни упасть бы. Сама как оси-
новый лист трясусь, но бегу.
А он жив! Поставила еду (а есть то ему и нельзя - рана в животе), только
губы водой смочила. Раны обработала, как смогла и чистым перевязала. А
одеяло то взять и забыла. Его трясет всего, толи от холода, толи от лихорадки.
Только я уже не соображала ничего, легла рядом, прижалась, согревая и… за-
снула. А утром… Утром он мне улыбнулся и сказал: «Привет! Все нормально, малыш. Беги домой».
Мама замолчала. Молчали и мы. Я не знал, что сказать, а нужны ли мои
слова. Что думал Макс, даже пытаться понять не буду. А мама, рассказав, как-то
повеселела вся. Глаза опять стали, как раньше – живые с хитринкой.
- Вот так и было, Тим, наше первое свидание.
- Круто. Мам. Прям, боевик какой-то…
- Да, Тим, раньше таких боевиков много было, во многих лесочках. Я ж
тебе примерно об этом и говорил. Братком твой отец был, да видно в другой за-
варушке такой Наташи не попалось…
- А потом, что?!
- А что потом… Я бегала к нему два раза в день, аж три дня. Кормила, пе-
ревязывала, а на четвертый он встал и сказал, что надо уходить. Как раз менты
на той поляне покойников нашли. Но особо никто разбираться не собирался, списали на бандитские разборки, трупы увезли, по городу пошлялись, да и уе-
хали. Московские… А мы перебрались в здание старой водокачки. Она разру-
шенная сверху – не действующая, но кирпичная и нижние этажи с вентилями и
каморкой смотрителя целые были.
- А как же раны? С такими на четвертый день не пойдешь?!
- А у него они как «на собаке» заживали – он так шутил. Через неделю
только шрамы розовые остались. А еще через три дня Олег подарил мне этот
перстень и...
А на завтра его уже не было. Вот и все… Он был очень добрый и сильный.
Ты похож на него, очень… особенно сегодня.
- Спасибо, мам. Прости. Что заставил вспомнить…