- Имеешь в виду себя? – её брови немного приподнялись, спрашиваешь? Желания отвечать не было.
Харуно не стала допрашивать. Хм, не самый плохой исход. Ночной воздух холодел, пора возвращаться.
- Скажи, а есть ли что-то общее между всеми моими перевоплощениями? – кинула вдогонку медик, когда мы уже должны были уходить с этого холма.
- Да, - обернулся, - глупость, - в этом вопросе у меня не было сомнений, а у Сакуры не должно быть надежд.
Сноски:
[1] так называли корабли командора Мэттью Перри.
[2] одни считали, что открытие границ подтолкнет развитие страны, другие – уничтожит национальный уклад, культуру и мировоззрение.
[3] лозунг сторонников императора.
[4] призрак из японского фольклора, связанный с популярной в Период Эдо игрой в хяку-моногатари.
[5] деклассированный самурай.
========== Свиток пятый. Часть вторая. Уцелевшие отрывки: «Белая нить Судьбы». ==========
Мгновение, когда Харуно покраснела и заткнулась на полуслове, я проклял в ту же секунду. Ибо ничего хорошего оно не предвещало.
В летнюю пору, когда солнце особенно беспощадно, работать без верхней одежды не преступление. Но.… Встряхнул головой, кто же знал, что девушка реагирует так на голый торс. Женщины.
В подобные моменты я сомневался - медик ли она. Если Сакура лечит людей, значит, нагота чужого тела не должна её волновать. Но при виде румянца, я вспоминаю Харуно и те ситуации, когда её лицо принимало такую окраску.
- Из-з-звини-и-и, я не знала, - сделав несколько шагов назад, медик обернулась и с закрытыми глазами добавила: – Сен-с-с-сей, сказал, чтобы ты зашел. К нам-м-м гость, - и убежала. Я мотнул головой, нужно закончить работу. Иногда мне казалось, что эта девчонка собрание не одной души, а десятка так точно. Ну или многое изменилось после последней реинкарнации…
Гостем оказался давний приятель старика, что работает лекарем в городе. Мужчина под сорок выглядел довольно-таки сильным, готовым постоять за себя, со взглядом настоящего воина – он знал, что такое сражение. Скорее, походил на самурая.
- Тёсю-хан[1] уже скоро падет, - сделав еще один глоток, сообщил гость. – Иностранцы оказались сильнее.
- Время меча и копья прошло, - вздохнул старик. – Все меняется куда быстрей, чем в нашей молодости.
- Хах, - засмеялся в голос мужчина. – Говоришь словно столетний старик, - но изменив выражение лица на серьезное, продолжил: - Просто мир, в котором мы жили, остался только на бумаге.
- На бумаге, говоришь? – словно они не замечали нашего с Сакурой присутствия. – Но и её можно сжечь, что же тогда останется от нашей страны?
- Назовем тогда это бумагой памяти народа, - мужчина сделал еще один глоток. – Но и в этом вторжении есть свои плюсы.
- Да? – сделал удивленный голос старик. – Скажи это на улице, и тебя зарежут.
- Как лекарь, - оперся на один локоть гость, - ты понимаешь, что медицина Запада ушла вперед нашей.
- Да, - мы же с Харуно сидели возле входа, не смея ничего сказать. – Но это мы оставим молодежи.
- Молодежи? – улыбнулся мужчина, взглянув в сторону девчонки. – Вижу, Сакура уже подросла, да и мужа ты ей подобрал, - лицо девушки осталось практически той же окраски. Подобного разговора можно было ожидать, ибо Харуно далеко не ребенок, а так как в семье только она, то в ход вступает отчаянное решение главы семейства, желающего сберечь имя и дело семьи… Хм, случаи, когда отец выбирал мужа, который войдет в семью под именем жены, редки, но все они есть.
- Он слишком горд, чтобы смириться с ролью женщины, - хм, в таких браках роль мужчины подобна женщинам, да и соглашаются на подобное только бедные парни. – Да и не пара он Сакуре.
- Я бы не сказал, - улыбнулся лекарь, оценивая меня. – Защитить девчонку в состоянии. Да и по рукам видно, что катану держал не только ради интереса.
Возможно, данный разговор бы затянулся, если бы не вмешалась Харуно. Она склонилась в поклоне, извинившись за то, что перебила:
- Саске-сан не мой муж, а друг семьи, который согласился помочь нам в это нелегкое время, - в минуты, когда ситуация требует, она может быть серьезной. Ровная осанка, непокорность в глазах, умелые руки. Её бы не раз уже звали замуж, если бы не старик.
- Не зря ты себе взяла фамилию Харуно, твои глаза подобны куноичи из клана Ига, - неосознанно я стиснул кулаки, хорошо, что этого никто не заметил, кажется.
- Да, - она коснулась волос. – Оставить свою у меня не было возможности, - старик считал, что за ней до сих пор могут охотиться.
- Жаль, твой отец гордился бы тобой, - вздохнул мужчина. – Если ты друг семьи, то должен отвечать за этот цветок, словно за собственную жизнь. Ибо кажется мне, что мой старый друг держит тебя тут только из-за Сакуры, - и снова залился смехом.
Хм, этот вечер, впервые за все время я увидел улыбку старика, он действительно радовался встрече с приятелем. Возможно, таким он был до трагедии с дочерью.
В комнате появились первые тени, скоро наступит ночь…
***
Лунные дорожки на воде освещали маленькие движения волн, а ветер игрался с листками. Царила полная гармония. Лишь движения Кусанаги, что разрезал тишину и шум воды.
Третий выпад, лезвие, освещенное луной.
Седьмой, словно разрубил поток ветра.
Десятый, слышно, как змея ползет по земле.
Сделал шаг - новый выпад.
Ночные тренировки, давно их не было, слишком. И виной тому быстрая кончина старика, что сгорел за месяц, оставив на Сакуру всех больных в деревне. Девушка едва не сошла с ума в первые недели. Из-за недосыпа она путала самое элементарное, и это едва не стоило жизни пациентам. Но как бы трудно ей не было, она не пролила ни слезинки.
Семнадцатый выпад, трава под ногами нагнулась – ветер.
В тот вечер, когда умер старик, лил дождь. Он запретил тратить драгоценные лекарства на себя, заверяя, что уже ничего не поделаешь. Лишь одно желание было у учителя Сакуры – чашечку чая. И пока Харуно заваривала его, старик схватил меня за руку и прошептал едва слышно последнюю волю, как названого отца девушки. Мне лишь пришлось кивнуть, желание умирающего не расходилось с моими правилами.
- Спасибо, - улыбнулся старик, он еще прожил несколько часов, успев сделать три глотка из чашки.
Тридцатый выпад, дождь коснулся глади озера, пошла рябь.
Она не плакала, лишь руки тогда не смогли удержать посуду – разбила. Сакура была сама не своя, говорила что-то о старике, каким он был, что сделал и как он любил меня, её.
- Честно, - заверяла ученица лекаря.
Тогда она едва не сорвалась, та сильная девушка, жившая внутри неё, едва не сорвалась. Лишь в ту лунную ночь я разрешил ей побыть маленькой девочкой, которую охраняют. Харуно вцепилась в меня, словно в последнюю соломинку, надежду. Я не умею успокаивать, утешать, поэтому молчал, просто позволил обнять себя. До утра я чувствовал её запах, дыхание, слышал биение сердца, тогда мне показалось, что я вернулся назад, когда проклятая печать вышла из-под контроля. В ту ночь все могло повториться, но бремя, которое однажды я опровергнул, напомнило о последствиях.
В тот раз печать не тревожила.
Сорок первый выпад, капли дождя стекают по катане.
Третья неделя после смерти старика была самая тяжелая. Харуно не выдерживала, дошло до того, что медик просто упала на пол – обморок. А когда проснулась, схватила за рукав и начала повторять одно и то же: «Смогу ли я?»
Те три недели, после которых она впала в отчаяние, ее словно подменили, слабость, переходящая в уныние… Медик ходила по лезвию. Но… получив мой утвердительный ответ, девушка поднялась и до конца дня отработала в обычном режиме. И, кажется, больше не путала колбы – сон творит чудеса, наверное.