— Так, может, он не захочет на экономику?
— Как, Андрюша? А кому же ты передашь свой бизнес?!
— Ну, ты меня раньше времени-то не списывай в утиль, Ириша! — рассмеялся Андрей. — Это во-первых… А во-вторых, не всем дано бизнес вести. Впрочем, как и не всем дано получать высшее образование… Да и не всем это нужно, на самом деле.
— Ой, нет, нет!.. Не говори так! В нашей семье все с дипломами, все построили карьеру, мы не можем снижать планку и скатываться с этого уровня… — Ирина с озабоченным видом заглянула в духовку, где золотилась поджаристой корочкой индейка, окруженная разноцветными овощами.
— Ты, конечно, права, дорогая, но… — Андрей не договорил, потому что в дверях кухни появилась его пятилетняя дочь, которая уже сама спустилась из своей комнаты, сама вымыла руки в ванной и теперь бросилась со всех своих маленьких ног к любимому и долгожданному папочке.
Ирина с гордостью и умилением смотрела на то, как её высокий, статный и сильный муж легко поднял на руки их общую драгоценность, их юную принцессу, и как та, нежно воркуя, прижалась бело-розовым личиком к смуглой папиной щеке. Какое же это счастье — видеть их, таких красивых, таких любимых!
Резкий, неприятный звук прервал её умиротворённое созерцание и заставил обернуться. Тонкий металлический лязг и скрип доносились из полутёмного коридора, где стоял, не заходя на кухню, её сын и наигрывал какую-то, ему одному понятную мелодию, водя линейкой по транспортиру… Оба «инструмента» были алюминиевые, — Богдан почему-то не любил канцелярские принадлежности из пластмассы, — и поэтому музыка получалась довольно пронзительная и била Ирине по нервам.
— Ради Бога, перестань, пожалуйста! — раздражённо бросила она и сама же сразу устыдилась своего тона. — Сынок, не надо, ладно? Все уже устали, так хочется тишины!.. Вы уже закончили с Максимом Борисовичем?
— Ага. — Богдан сунул свои музыкальные инструменты в карман широких мягких штанов и как-то боком, словно с опаской, вошёл в ярко освещённую, наполненную аппетитными ароматами кухню.
— Иди вымой руки и будем ужинать! — улыбнулась Ирина сыну, доставая из посудного шкафа тарелки.
— Да, мама… — отозвался мальчишка, искоса глядя на льнущую к отчиму сестру.
Андрей, заметив его взгляд, приветливо протянул руку и мягко потрепал подошедшего пасынка по волосам:
— Как дела, студент? — спросил он весело. — Даются тебе уравнения?
— Ну так… — пожал плечами Богдан. — Немножко…
— Немножко! — вздохнула Ирина устало. — Тебе завтра снова к Инне Викторовне идти на пересдачу. Ты помнишь?
— Ага.
— Ну, так ты сможешь решить?
— Ага, наверное…
Мальчишка подошел к матери и робко боднул лбом её руку чуть выше локтя. Ирина хорошо знала этот жест, и он всегда вызывал в ней двойственные чувства. Нежность и жалость к сыну смешивались с раздражением и недовольством: вон, у подруг сыновья — ровесники Богдана уже выше матерей, а её мальчик едва дотягивается макушкой до её плеча, хотя она совсем невысокого роста…
— Нет, — сказала она сухо. — Обнимать я тебя не буду. Вот сдашь завтра математику, получишь оценку за четверть, тогда и пообнимаемся.
— Да, брат! Объятья некоторых девушек надо ещё заслужить! Надо постараться! — засмеялся Андрей, добродушно похлопав Богдана по спине. — Давайте-ка садиться есть, я уже просто умираю с голоду!
***
Каждый раз, встречая Богдана Смирнова в школьном коридоре, Елена Константиновна старалась ободряюще улыбнуться ему и иногда даже спрашивала, как у него дела. И каждый раз, несмотря на то, что она знала этого ученика далеко не первый год, она чувствовала, как её сердце сжимается, когда этот маленький, худенький и бледный мальчишка поднимал на неё свои огромные серые глаза. Взгляд, сначала внимательный, немного испуганный и удивлённый, очень быстро ускользал… Нет, глаза по-прежнему смотрели прямо на неё, но было понятно, что видят они уже что-то другое. Усугублялось это впечатление ещё и тем, что один глаз заметно косил. И всё-таки не в этом была главная причина ощущения, что этот ребёнок (подростком его и язык не поворачивался назвать) постоянно увлечённо наблюдает смену кадров кинофильма, который крутит его отстранённый от реального мира мозг…
Елена Константиновна проработала в школе почти тридцать лет, последние десять из них — завучем, так что повидала на своем веку всякое, и, казалось бы, ничто уже не должно её удивлять или шокировать. Но, видимо, прививка от сострадания для некоторых сердец совершенно не эффективна.