Передо мной предстал образ девочки, которая страдала даже больше меня. На самом деле это была покрытая шрамами, которые никогда не заживут, душа. Эта весёлая девочка была лишь маской. Но кто же её изранил и покрыл шрамами? Её же семья. В сравнении с ней моя семья казалась мне святой. Она косила под мальчишку только для того, что бы скрыть душевные шрамы. Её семья не считала Олю человеком, она была лишь грушей для битья, на которой выплескивали свой гнев, и которая ещё в придачу была домработницей. Я просто не хочу вспоминать все те зверства, которые тогда услышал, и то это было не всё. То, что пережил я показалось мне мелочью. Мне стало стыдно тогда, что я считал свои проблемы проблемами. Она пожалела о том, что мне рассказала, так как я стал её жалеть. Мне хотелось стать её поддержкой, тем на кого она сможет положиться, чтобы дать ей понять, что я хоть и не много, но всё же понимаю её, я рассказал свою историю, рассказанную ранее. Мне, наверное, не стоило этого делать, так как она, вместо того, чтобы понять, что я её понимаю, хоть немного, стала жалеть меня. Та, кого жалел я, стала жалеть меня. Я хотел её поддержать, нет, спасти её из того ада, в котором она жила. Ирония. Я, который сам желал, что бы его спасли, сам захотел стать спасителем. А как этого достичь я тогда не знал, как и сейчас. У меня в голове был план: так как моя семья была как никак богатой, я решил, что после экзаменов поступлю туда же куда и она, и сделаю так, чтобы она переехала ко мне, под предлогом учёбы. Я хотел отгородить её от того ада, как можно сильнее. И это был единственный выход, который я тогда нашёл. Я решил не рассказывать ей о своём плане до поры до времени. Но я решил для начала действовать по другому. Я уговорил её пойти к психологу, которого сам и оплатил. В начале ей это никак не помогло, наоборот сделало только хуже: у психолога она вспомнила весь тот ад, который успела забыть. Это её только сильнее убило. Я стал себя винить в её душевных муках. Но не я же их нанёс, тогда почему я стал себя винить? Из-за этого чувства я упустил главную деталь: Оля стала мне врать.
Когда она мне стала врать я точно не скажу. Когда я уже заметил, уже было поздно. Она, как я узнал позже, стала считать, что я просто использую её как игрушку. Откуда она это взяла? Я не знал. Или пытался обмануть себя самого. Может, когда я узнал о её истории, мой взгляд на неё действительно изменился: мне стало её жаль, я хотел быть героем, который спасает принцессу из её ада. Она была не игрушкой, а средством для моей самореализации. Я сам себя обманывал. Думая, что делаю все для неё — я делал все для себя. Я обманывал не только её, но и себя. Пока я винил себя в том, что вместо того, чтобы стать героем для нее, стал тем, кто окунул её в этот ад ещё глубже, она все это заметила. Видимо терапия помогла. Но то, что она помогла я узнал поздно. Она от меня отстранилась. И из-за того, что психотерапия была моей идеей, она отказалась и от неё. Я совершил очередную ошибку. Снова. Как сейчас вспоминаю, вся моя жизнь — это череда ошибок. Наступила новая чёрная полоса моей жизни, самая тёмная из всех. Сейчас, смотря с пережитого опыта, и не только, я понимаю: терапия ей помогла, она поняла меня лучше, чем я сам. Она закончила лечение на самой опасной стадии: силы хоть что-то делать вернулись, а суицидальные мысли никуда не делись. Наоборот, стало хуже: человек, которого она считала единственным лучом надежды, оказался таким же как и её семья. Использовал её что бы само реализоваться. И результат всех этих моментов не заставил себя ждать. Она решила мне отомстить, как она считала, самым больным для меня способом — показать, что я никакой не герой, а убийца.
Она покончила с собой прямо у меня на глазах. И да, это был и вправду самый жёсткий для меня способ вернуть меня с небес на землю, а точнее на дно. Под предлогом того, что она хочет помириться, она сказала, что готовит мне сюрприз: " Ты будешь от него просто в восторге!". Это была очередная ложь, этот сюрприз меня убил, ну почти. Он убил её, а не меня. Я вернулся на дно, а она превратилась в кровавое пятно на асфальте. Мне казалось, что это был самый обычный сюрприз, ну как обычный — ужин на крыше. Финал его думаю и так ясен. То, что я сейчас пишу — моя исповедь. Полиция сначала сделала меня виновным, пока при обыске её личных вещей не была найдена предсмертная записка. Если коротко, то в ней говорилось следующие: я не виноват, виновата её семья. Даже не так, я не то что не виновен, по её словам я был чуть ли не святым. Она сделала из меня героя, но только для общественности. Я знал правду — это я её убил своим предательством. И она это знала. Она как будто мне говорит: