– И пусть!
Тогда Андрюха зашел с козырей:
– К тому же по бумагам нам по восемнадцать. Так что…
– Что?
– Посадят, и всего делов.
Анчутка запнулся, но все-таки нашелся и угрюмо спросил:
– Сейчас мы будто не в тюряге? Как бараны на стрижку идем, все по сигналу, по ранжиру, по свистку.
– Тебе-то грех жаловаться, – не удержавшись, поддел Пельмень, – вся работа твоя – секунды засекать и с других спрашивать. Другие вкалывают – ты контролируешь, потому-то и есть время у тебя сопель по ветру пускать.
Яшка немедленно вспылил:
– Не твоего ума дело! Поставили меня люди знающие, понимающие и именно туда, где я больше пользы приношу! А ты, ветошь масляная, молчи в тряпочку.
– Молчу, молчу, – успокоил друга Пельмень, – не кипятись, а то крышечка слетит. Толком говори, что задумал.
Яшка, помолчав, признал, что и сам не особо понимает, чего хочет:
– Вроде бы хорошо все, а вот тянет выкинуть коленце. Вот так идти, идти и раз – мимо своей двери. Надоело, все одно и то же. Скучно! Тоска зеленая!
Андрюха начал терять терпение.
– Эва, куда хватанул. Что за слова такие? Скучно – залезь в ухо к пианисту. А лучше иди проветрись, глядишь, и отпустит.
– А ты… пойдешь? – вскинулся Яшка и с надеждой посмотрел на Андрея, но тот решительно заявил:
– Я не учетчик, я устал и спать хочу.
– Вот и сиди, как гриб старый. А я не могу, мне здесь все… гнильем тянет! – с этими словами Яшка нахлобучил малокопейку – новехонькую, купленную с премии – и подался вон.
– Во дурак-то, – Андрюха махнул рукой, завалился на койку и попытался заснуть. Однако поскольку гад Яшка спугнул первый сон, теперь уснуть стало еще сложнее.
К тому же вновь вспомнились события сегодняшнего рабочего дня, заворочались мысли о том, как, где и что можно было бы подкрутить-подточить, если бы не мастер с его «ударник, чеши отдыхать». К тому же теперь возникло беспокойство за друга: «Что-то задумал? Что за муха укусила? Как бы не влип куда, бестолковый… ладно, если только по сопатке получит, а если что похуже?»
К тому же Яшка, мерзавец, снова начал прикладываться к винишку. Как на грех, в полуподвале неподалеку разливали молдавское, отпускал человек посторонний, не из района, поэтому сомнений в возрасте постоянного клиента не имел, вопросов не задавал – и вот редкий вечер уже без стаканчика обходится.
«А как хлебнет – вечно недоволен. С ним всегда так: не успеешь вздохнуть – и на́ тебе, обязательно коленце выкинет. С жиру бесится, точно, – философствовал Андрюха, закинув руки за голову и с удовольствием ощущая, что вот-вот провалится в долгожданный сон. – Крыша над головой, документы, работа интересная, не на износ, и даже морду никто не бьет…»
Все-таки удалось заснуть, и замелькали перед глазами какие-то веселые картинки, только теперь пробились-таки сквозь впечатления настоящего обрывки прошлого. Замелькали фонари, застучали колеса поездов, унося в дальние дали, и даже потряхивало, как наяву.
Наяву его и потряхивало. Кто-то тормошил, сотрясая койку. Андрюха подскочил, как боб на сковороде.
– Что за… Оп-па, Светка, ты чего?
Светка Приходько, опухшая, как покусанная осами, с заплывшими, зареванными глазами и растрепанной косой, шикнула:
– Не шуми! Комендант рыщет по коридору.
– Ты как же сюда пробралась?
– По пожарной лестнице!
– В платье?
– Не важно! – отмахнулась она, теребя косу. – Какая разница? Скажи Яшке, чтобы он у дома нашего не появлялся.
– С чего такая немилость? – пошутил было Пельмень, но сразу прикусил язык.
Что-то не узнать обычно радостного друга Светку. Ну ровно царевна-лягушка, зеленая, глаза выпученные и на мокром месте. Андрюха вдруг похолодел, вообразив самое пакостное, что могло произойти, сел, стукнул кулаками ни в чем не повинный матрас:
– Он что, тебя обидел?
Светка испуганно поежилась, залепетала:
– Нет, нет, Андрюша, что ты! С чего ты взял? Просто… ну пусть лучше не приходит.
Так, вот и эта, ничего толком не объяснив, собралась на выход.
Славные они ребята, что один, что вторая: растормошат – и вон с глаз. Правда, Светка не сдюжила, у самого окна прорвало-таки. Высоким, вздорным голосом и при этом тихо-тихо заверещала:
– Пусть вообще больше не приходит, слышишь?! Так и скажи ему, этой… – и выдала такое, от чего Андрей глаза выкатил:
– Да ты чего ж лаешься, мелочь пузатая? Совсем нюх потеряла? А ну иди сюда!
Но она, уховертка такая, выпорхнула в окно, махнув косой, как уклейка хвостом.
Пельмень, вздохнув, подумал: «Вот оно что… – Снова улегся, примял кулаком подушку. – Вот и разгадка плохого настроения. Расплевались. Так оно и понятно, нечего им, что у них общего? Она пусть и безотцовщина, а девчонка порядочная, с понятиями. Этот же все, порченый, кошак помойный. А все женский пол».