— Ослеп от радости, — посторонившись, сказал я добродушно.
Солдат даже не взглянул на меня, махнул рукой и выбежал из приемной. Сестра поднялась и открыла дверь и, пропуская меня мимо себя, строго сказала:
— Входите, Жмуркин!
Я переступил порог и прикрыл дверь. Остановился. Свет высоких окон бил навстречу мне, в глаза. Толстые и узкие, бородатые и безбородые лица — за длинным столом.
— Подойдите сюда, к столу, — позвал громко знакомый голос.
Я подошел. Из-за стола поднялись главный доктор Ерофеева, седой, с орденами на груди старичок, коренастый, с крупной лысиной на шарообразной голове, потом привстал со звездою на узкой груди генерал и, поглядев на меня, тут же сел.
— Покажите руку, — попросила Ерофеева.
Я протянул руку.
— Пошевелите пальцами, — приказал лысый генерал и выпучил серые глаза на кисть моей руки.
Я пошевелил пальцами.
— Прекрасно, — протянул решительно генерал и сел на свое место.
— Прекрасно, — повторил старичок тоненьким голосом и смахнул пылинку с левого плеча сюртука.
— И совсем не прекрасно, — возразил я довольно громко, а главное — неожиданно для себя, — пальцы-то у меня еще не работают, а двух нет — под Двинском остались.
Члены комиссии вытянули лица, еще больше выпучили глаза и с возмущенным удивлением уставились взглядами на меня.
— Ничего, — опомнившись первым, гневно сказал лысый генерал, — отечеству еще можете служить!
Физиономии над столом, над его зеленым полем и чернильными приборами, оживились, по ним пробежали гримасы и спрятались, вместо них выступила чопорно-суровая деловитость, и она превратилась предо мной в стену. Видя перед собой не лица комиссии, а стену, я понял, что они очень заинтересовались моей наружностью: крошечным ростом, бородой, а главное — тем, что я осмелился возразить генералу на его «прекрасно».
— Если так, ваше превосходительство, то придется послужить отечеству, — ответил я лысому старичку и заглянул ему в глаза, похожие по цвету на мокрую мышиную шерсть.
— Молодец, — просипел седенький доктор, — отечеству всегда служить приятно.
— Конечно, — согласился простодушно я. — Вы, ваше превосходительство, эту приятность чувствуете.
— Гм, — гмыкнул генерал и грозно уставился взглядом мне в лицо.
— Отечеству служить очень трудно, а надо, — выдержав пристальный и грозный взгляд генерала, поправился я громко. — Что ж, послужу ему!
Генерал со звездой на груди отвел взгляд от меня и откинулся к спинке кресла, потом опять подался вперед и что-то шепнул своему соседу, высокому, с длинным лицом и седыми усами полковнику. Тот, выслушав генерала, улыбнулся и слегка кивнул головой, как бы говоря: «Так, так, ваше превосходительство».
— Послужите, послужите, голубчик, — проговорил господин с черными баками, — за государем служба не пропадет.
— Не знаю, — наивно вздохнул я. — Постараюсь, ваше степенство, чтобы моя служба не пропала — была полезна родине.
Физиономия лысого генерала опять набухла злобой, стала малиновой. Он откинулся назад, рыгнул:
— Государь — глава отечества!
— А земля, по которой я хожу? — спросил я простодушно, с улыбкой. — По ней и государь ходит, значит, она… — Я был зол в эту минуту не меньше генерала, и мне до болезненности хотелось говорить колкости, издеваться.
Члены комиссии переглянулись. Лица их передернулись и стали как бы расщепленными.
— Разве земля в отдельности, без государя, не может быть мне отечеством? — резанул я.
Под лысым генералом, длиннолицым полковником и господином с черными баками заскрипели кресла. Выражения их глаз стали мутны, потом колючи, как ножи, вот-вот пронижут меня насквозь. Я перестал улыбаться и стал внимательно наблюдать за ними.
«Что они сделают мне? Ничего, — думал я. — Посадят в тюрьму? Пускай сажают. Тюрьма все же лучше фронта… Могут послать на фронт? Не страшно. Они и так пошлют».
Генерал со звездой и генерал с лысиной не выдержали моего насмешливого взгляда, опустили глаза, засопели и постучали пальцами по краю стола, выражая этим гнев и презрение ко мне. Я следил, как их лица сделались багровыми. Сейчас разразятся бранью. Господин с черными баками наклонился к седенькому старичку доктору и что-то прошамкал ему, тот ухмыльнулся, поморгал глазками и, бросив на меня короткий взгляд, зевнул.
— Ваше превосходительство, — обратилась Ерофеева к лысому генералу, — позвольте мне сказать несколько слов об этом солдатике. Солдат Жмуркин у нас в лазарете замечательная личность…