Вася был связан, профессионально избит без видимых повреждений на теле и, естественно, снова обрит наголо. После этого случая больше в больницу он не поступал. Или помер после очередного запоя, или лечился амбулаторно, что вряд ли. Больница лишилась одного из своих интересных пациентов, утратив какую-то неуловимую частичку своей неповторимости. Кстати, а никто не знает, где зажигают огонь Паралимпиады?
– Так в каждом городе, по пути следования и зажигают. Не так, как у обычной, в Греции.
– Вот и я думаю, в Греции оно как-то не логично. В былые времена греки со своими будущими паралимпийцами поступали строго, их еще в младенчестве со скалы…
– Да, сборная у нас сильна. На первом месте. Здоровых молодых калек у нас хватает. Кстати, война способствует развитию паралимпийских видов спорта.
Доктор, прежде работавший на «Скорой», тоже поделился своей историей.
– Помню, как раньше тренировались наши паралимпийцы, как проходили тренировки спортсменов-инвалидов где-то в начале 90-х годов. Спортсмены проживали в специализированном интернате, в народе – в пнях, забыл номер, рядом со Смольным. Обитателям интерната разрешался выход наружу, в город. Естественно, не всем. Помнится, был там один идиот, который с утра до вечера неистово дрочил в садике за забором, занимаясь по индивидуальной программе. Местный тренер формировал пары для совместных прогулок, как мы их называли на «Скорой» – спарки. Спинальный инвалид или безногий, но с сохраненными остатками интеллекта, сидел в кресле-каталке, а ходячий олигофрен катил ее по городу. К зачетному времени все должны были вернуться на исходную, на спортбазу. Опоздавших ждало наказание, пропуск очередного этапа. В зачет, видимо, шло расстояние, пройденное спаркой, и техника прохождения дистанции. Рекордсмены, победители на дальность добирались даже до Московского района. В послеобеденное время тандемы расползались по городу. У многих была цель, кинотеатр, черт, опять забыл название, на Садовой, рядом с Апрашкой. Расстояние не маленькое, но он был, кажется, единственным с въездом для колясочников. Умный желал смотреть кино. В это время их напарники-дебилы частенько нарушали спортивный режим. Проще говоря – злоупотребляли. Порой злоупотребляли так, что сами теряли способность передвигаться. Один, помнится, даже умудрился пропить коляску партнера. Часто за компанию режим нарушали и безногие. И эти спортсмены были серьезной проблемой для ближайшей подстанции «Скорой помощи». Пьяный олигофрен забот не доставлял, тем более что найти его не всегда удавалось. А если валялся рядом, то их с удовольствием принимал вытрезвитель. А пьяный безногий инвалид приносил забот. Вытрезвитель его как инвалида с явными признаками болезни не принимал, везти по месту обитания не разрешалось. Положено было доставить в приемное отделение дежурной больницы, где тебе с таким клиентом были не очень рады. А куда девать спортинвентарь, коляску? Советские коляски, кто помнит, были не складные, в машину «Скорой» не влезали. Того, кто сподобился пропить коляску, продав рядом, на Апрашке, я благодарил самыми теплыми словами, на какие только способен. Оставишь ее на улице – сопрут. Будут претензии со стороны руководства клуба. Каждый раз приходилось искать новые пути решения. Вызывает «Скорую» мент – хорошо, инвалида забираем, а коляску стой, сторожи. Рядом на дистанции окажется вторая спарка с вменяемыми участниками – оставляешь им, ждите приезда арбитров из ПНД.
– Да, на «Скорой» работа не простая, требует не столько профессиональных знаний, а умения находить выход из ваших ситуаций.
– Это точно, врачебной работы – ноль. Постоянно из какой-нибудь задницы ищешь выход.
– А зачем искать? Задница, она сама по себе и есть выход.
– Не скажи, у многих она вход. А сейчас таких хватает. Ну вот к примеру: попадается на улице псих. Куда его? Психбригада к тебе не подъедет, с твоим направлением в дурдом не возьмут. Хорошо, если явный делирик, чертей на стене ловит, тогда еще можно выпросить у ответственного врача или психиатра разрешение отвезти его в дурдом, а если товарищ просто с легким припиздоном? Один, помню, весь вечер в метро по эскалатору катался, вверх-вниз, пока менты не тормознули, странным показался товарищ. Хотя, казалось бы, им какое дело, пусть катается, каждый раз честно платит. Спрашиваю зачем? Отвечает: следят за ним, он так пытается выяснить – кто. Долго я репу чесал, чего с ним делать, что у него, шизня или просто навязчивость? Решили отвезти его на соседнюю станцию метро.