Назавтра я жду Сонечку на скамейке под липой на окраине города, а после происходит то, что уже описал вам, дядюшка, и в результате сих злоключений я срываюсь с обрыва, но…
Чудо
Боюсь даже и заговаривать об этом, ибо знаю, как вы отнесетесь к моим словам. Ведь вы же реалисты до мозга костей, ведь вы же думаете, что если яблоко падает, то оно обязательно летит на землю. Ничего подобного! Я собственными глазами видел, как пара яблок в нашем саду, сорванная ветром, вместо того, чтобы лететь вниз, взвилась вверх и исчезла в небе. Вот так же и я, дорогой мой дядюшка, не упал, а полетел, да, да, полетел. Нарочно пишу это слово два раза, нарочно вывожу его жирными буквами, потому что я действительно полетел, как птица, как пушинка, как воздушный шар. Не знаю, почему это произошло. Я уже мысленно собрался умирать. Я уже с жизнью прощался. Но наша судьба не в наших руках. И вместо удара о землю я ощутил вдруг, что воздух не шумит больше в моих ушах, и я не падаю на камни, а скольжу по-над ними, плавно и изящно, как аист. И вместо рук у меня крылья… Признаться, дядюшка, подумал я сначала, что то иллюзия, предсмертный бред. Тем более что сколько я ни пытался их разглядеть, увидеть ничего не смог. В растерянности потянулся было я щипнуть себя за ухо, чтобы проверить реальность. Но стоило мне шевельнуть рукой, как тело мое развернулось, подобно самолету, делающему вираж. Тогда что было сил я закусил губу. Острая боль пронзила меня. Вкус крови ощутил я на языке. Да, это была реальность, самая настоящая, реальнее не придумаешь. Представьте, мое состояние, дядюшка. Я бы, наверное, с ума сошел, если бы не радость, что остался жив. Она как-то все сгладила, уравновесила, и, вместо того чтобы дивиться чуду, я просто поблагодарил судьбу за волшебный подарок и со всей силой взмахнул крылами. Тело мое взмыло вверх. И вот я уже над лесом. Пушистые верхушки сосен и берез качаются у меня под ногами. Я завопил от ликования. Да, драгоценный мой дядюшка, и вы, наверное, закричали бы, потому что это же такое счастье — лететь! Сначала я малость трусил. Но вскоре привык, уверился в надежности крыльев и поддал жару. Метров на двести взлетел я и, словно орел, широкими кругами начал парить на восходящих потоках. Ветер приятно обдувал мне лицо, ласково теребил волосы. Отсюда было прекрасно видно всю нашу крошечную Хлынь, с прямыми ее улицами, с кладбищем, с огромной крапивной ямой посередине, с прямоугольниками усадеб, засеянных почти сплошь валерьяной.