На чердаке что-то стукнуло и покатилось.
– Да знаю я, не шуми так. Дедушка с внучкой могут в гости заглянуть, а ежели засидятся на помине старого года, ты постояльца лишишься. – прислушиваясь к шуршанию в углах. После загремел чугунок. – Да что с тобой! Я же объясняю тебе, зачем. Ты был призраком, в которого я своей верой жизнь вдохнул. Вон, глянь на соседа. Ответь сам себе на вопрос, как бы ты с ним ужился? Душил по ночам да одеяло стягивал?
Тишина ему была ответом. Улыбнувшись своим мыслям, Лихолетов поспешил на улицу. Стянув бечевкой ветви, сузил ширину дерева, затем затащил пеньком вперёд. Упал ухват за спиной.
– Да етить тебя. – подпрыгнул от неожиданности Артём. – То, что покойника выносят ногами вперёд знаю, а как заносят не ведаю, не злись, хозяин дома.
Забив полную бадью мерзлой землёй, воткнул в него мёртвое дерево, что ещё пахнет смолой, а в тепле распушило иголки, позже приготовил место для ели в центре комнаты, затем украсил её соломой и щепками, для того, чтобы можно было быстро подпалить.
– В самую тёмную ночь, когда солнце мёртво, а новое ещё не родилось, даже свет от лучины содрогнёт тьму. Тот дьяк, что читал приговор, забыл Правило. Судить могут лишь время и боги. Третья ночь будет мне судилищем. Если моё сердце черно, а вера слаба, то заменят его камнем.
Утром Артём вышел из дома натощак, откинул лопатой снег от двери, надел снегоступы. Лес встретил ледяным безмолвием, лишь вековые деревья трещали от мороза, этот треск внушал первобытный ужас, но арестант умел держать чувства в узде. Найдя ярко-рыжие грозди рябины, поклонился дереву. Затем вернулся на дорогу, ведущую к посёлку.
– Задобрим невесту. – с присказкой очертил круг, в нем крест, не выходящий за окружность. Каждую верхушку перечертил ещё раз. В центр уложил ветки с ягодами. – Прими дары, Полуночница. Смилуйся над людьми. Задобри деда, что забрал тебя в ту ночь после побега от нелюбимого. Укроти алчность крови и душ. Я жил, живу и буду жить по Правилу. Смиренно жду судилище богов истинных. Да пребудет со мной их милость.
Многострадальная левая рука вновь порезана, кровь горячими каплями легла на крест Мары, завершая подношение.
– Глупые язычники наделили Мару божественной силой. Но истинных богов забыли. Конечно зима она вота, холодно и голодно. А то, что Матери-Сыра-Земле роздых нужен и обновление, про то не помнят.
Артём шёл назад, роняя капли крови, рисуя дорожку к поселение. Ближе к дому, рука замёрзла, и холод затворил рану. Дом встретил теплом и накрытым столом. Осталось лишь вынуть чугунок из печи, в котором на медвежьем жиру томились грибы и вяленное мясо.
– Всё, больше ни ногой на улицу. Время помина Рода и предков. – вкушая пищу, Артём начал шептать старые, забытые слова. В каждой семье есть тайны и традиции. Мало вспомнить прошлое, нужно знать корни и их дела, свершения и падения.
– Мой род лишился своей земли давным- давно. Четыре поколения мыкаются по Матери-Земле ища складу, в которой могут забиться, как загнанная крыса. Всюду гонимы и чужды. Потерявшие надежду, растворились в тьме чужих слов и богов. Отринули память предков, перенимая чужие молитвы. – отложив ложку в сторону, горестно вздохнул. – В четырнадцать лет Я получил имя взамен истинного, Артём. Здоровый и невредимый, в переводе с языка Эллады. Отец толкнул меня в спину, прощаясь. Все слова он сказал мне ночью, равно как и наказ. Найти свою землю, а потом собрать Род на ней. Закончу свое заключение и продолжу поиски. Слава Роду.
****
– Свят-день, Артём. – раздались с улицы, а затем на распев пропел старую, но с глубоким смыслом песенку.
– Пришла коляда
Накануне Рождества,
Дайте коровку,
Масляну головку.
А дай бог тому,
Кто в этом дому.
Ему рожь густа,
Рожь ужимиста.
Ему с колосу осьмина,
Из зерна ему коврига,
Из полузерна – пирог.
Наделил бы вас Господь
И житьем, и бытием,
И богатством.
Артём рассмеялся в голос, услышав родную речь.
– А ты не совсем потерянный, Семилетов. – глядя на разукрашенную рожу скомороха и его потешный вид, крикнул арестант. – Заходи, гостем будешь.
Не закрывая дверь, вернулся в дом. Фёдор стоял у порога, смешавшись в чувствах, наконец выдавил из себя.
– Позволь войти, хозяин. – наконец выдавил из себя визитер.
– Дом, это гость на сегодня. Фёдор Семилетов, заходи и дверь плотнее прикрой. Даём свое согласие.
Сделав широкий шаг, стараясь не наступать на порожек, старик закрыл тяжёлую усиленную дверь.
– Как у тебя тепло-то. Будто в бане и ель прекрасная. Я гостинцев принёс на обмен. Ягода сушенная, травы на здоровье заговоренные. Дров два кармана, зерна три пуда. – скороговоркой проговорил Федька, высыпая на стол богатство. Пучок пожухлой травы, кривая палка, ветка рябины и горсть овса.