Еще за час до рассвета метеоролог доложил, что погода не блестящая, но лететь можно. По всему маршруту облачность не ниже 200-300 метров, возможно, придется пересечь фронт, который характеризуется небольшим снегопадом и несколько уменьшенной видимостью, а вообще видимость по маршруту не менее 10 километров.
На деле оказалось не совсем так. Бедный наш метеоролог, опять Арктика подвела его! Но по существу он не [103] был виноват. Трудно предсказать более или менее точно погоду на таком большом участке при небольшом количестве метеорологических станций.
Так как старт на машине с дефектным колесом и посадка в Амдерме были рискованными, мы высадили всех пассажиров своего самолета, оставив самый необходимый экипаж. Высадили второго пилота, метеоролога и двух бортмехаников. На корабле осталось только пять человек. Все готово.
- Что ж, пойдем… - сказал Водопьянов.
Полный газ - и, накренившись, машина медленно, неохотно двинулась с места. Мощность мотором дана до отказа. Заранее, еще до полета, мы подкачали в левое крыло свыше тонны бензина и переложили кое-какой груз.
Самолет пробежал около 100 метров, набрал немного скорости, и мы, хотя и с трудом, смогли выровнять крен. С этого момента дальнейший разбег совершался, повидимому, на одном колесе. Так или иначе, через несколько секунд машина была в воздухе. Мы вздохнули с облегчением, будто гора свалилась с плеч.
Оставалось долететь до Амдермы. Кстати сказать, мы беспокоились не о том, как долететь, а о том, как будем садиться.
Я пошел в штурманскую рубку, чтобы определить направление полета и вычислить все штурманские элементы.
Невольно бросив взгляд на «больное» колесо, я обомлел: канат при разбеге размотался, накрутился на ось и намертво заклинил колесо. Посадка без поломки, повидимому, невозможна.
Взяв управление машиной, я предложил Водопьянову полюбоваться этой картиной… Решили все же идти на Амдерму. Уж если сажать машину с повреждениями, то сажать ближе к Большой земле, а не здесь, на отлете, в недосягаемой морским путем зимой Арктике.
Все три машины в воздухе. Взяли курс и пошли по маршруту. На погоду в начале пути жаловаться было нельзя. Мы шли под самыми облаками, на высоте 300 метров, при видимости в 10-15, а иногда даже 20 километров, правда, с небольшим встречным ветром.
Мы уже начали радоваться, что погода удивительно сходится с прогнозом. Но скоро пришлось убедиться в обратном. Уже через час, при подходе к заливу Благополучия, [104] видимость начала ухудшаться, и скоро все вокруг затянул густой туман.
Мы вошли в него, надеясь, что он простирается не очень широким фронтом, мы быстро пробьем его и выйдем опять в благоприятную погоду. Но туман сгущался.
Шли вдоль берегов Новой Земли. Эта гористая местность с суровыми скалистыми, отвесно спускающимися к воде берегами смутно вырисовывалась справа. Впереди видимость была всего метров на полсотни. Двух остальных кораблей мы уже не видели. Часто запрашивали их по радио. Первое время получали очень невнятные ответы с корабля Молокова. Трудно было понять - что с ним и где он. Было ясно одно - что он летит. От Алексеева никаких сведений не было. Это внушало серьезное беспокойство. Погода становилась все хуже. Берег, от которого мы шли на расстоянии примерно ста метров, временами совсем скрывался. Мы жались ближе к берегу, чтобы не потерять его. А перед нами то и дело неожиданно вставали заливы, мысы, которые надо было осторожно огибать.
В сплошном тумане справа и совсем близко от нашего самолета я увидел, наконец, силуэт корабля. Это был Молоков.
Лететь становилось труднее. Я запросил погоду от Амдермы и Маточкина Шара. Эти два пункта имели метеостанции и могли дать погоду. Амдерма сообщала: ветер - 9-10 баллов, высота облаков - 50 метров, туман, снегопад, видимость - 500 метров. Маточкин Шар передавал: облачность - 100-200 метров, видимость - 2-4 километра, слабый снегопад.
Надо было пробиваться хотя бы к Маточкину Шару и попытаться сесть в заливе Канкрина. Дали туда распоряжение, чтобы приготовили аэродром, костры. Но до Маточкина Шара лететь еще далеко, а туман все густел. Идем на высоте 100 метров. Попытка подняться на большую, хотя бы даже в облака, не удавалась, так как едва мы начинали набирать высоту, как самолет сильно обледеневал.
Неожиданно впереди, совсем рядом, вырисовывается скала, значительно выше нас. Мы шли прямо на нее…
Резкий разворот - и в самый последний момент мы избежали неприятной встречи. Положение становилось серьезным. Управлять приходилось вдвоем. Мы уговорились с Водопьяновым - каждому смотреть в свою сторону [105] и, когда появится какая-либо опасность, реагировать на нее самостоятельно. Другой в это время не препятствует движению рулей и таким образом дает самолету возможность маневра.
Наш четырехмоторный корабль не очень поворотлив. Погода на удивление плохая. Поэтому надо быть готовым к любым эволюциям, чтобы не напороться на скалы, горы и не разбиться вдребезги. Оба наши спутника потеряны в тумане. Резкий порывистый ветер сильно бросает машину. Уже утомляются глаза, до боли напряжены мышцы рук, градом катится пот. Но мы полны решимости дотянуть хотя бы до Маточкина Шара.
Неожиданно впереди под самым носом самолета снова встает скала. От нее нам также удается увильнуть в самый последний момент. Едва отошли от берега в море и, относительно успокоенные, продолжали идти прежним курсом, как впереди, с моей стороны, я заметил что-то огромное, белое, грозно надвигающееся на самолет. Привыкнув к черным голым скалам, я совсем не ожидал встретить гору, покрытую снегом и простирающуюся значительно выше нас. Свернуть направо - наверняка наткнуться на еще какую-либо гору, свернуть налево - невозможно, так как эта снежная глыба, как мне казалось, несколько загибалась налево. Мы были зажаты в полукольцо. Все же я успел дать полный газ всем четырем моторам и с набором высоты положил машину в левый крен, чтобы развернуться налево. Гора надвигалась… Я еще увеличил крен.
- Что ты делаешь? - крикнул Водопьянов.
Глазами показываю ему на гору. Но он ее не видит: она с моей стороны. Когда казалось, что вот-вот мы на полной скорости врежемся в гору, я даю левую ногу до отказа и кладу машину на левое крыло. Удивительно, как наша громадина могла удержаться в воздухе в таком положении. С замиранием сердца жду: вот сейчас будет удар - и все кончено…
В этот момент машина резко скользнула на левое крыло. Это ускорило разворот и спасло от неминуемого удара об гору.
Почувствовав, что падаем вниз, мы оба почти одновременно дали рули в обратную сторону и, не видя из-за тумана ничего вокруг, по приборам привели машину в нормальное положение. [106]
Я заметил совсем близко под крылом самолета воду. До сих пор удивляюсь - как мы не задели (а может быть, слегка и задели, но не заметили?) поверхности воды.
Впереди опять берег. Совсем низко, осторожно пошли вдоль него. Скалы то справа, то слева. Вот промелькнула одна, совсем похожая на двугорбого верблюда.
Спустя некоторое время, когда я собирался точнее поставить машину на курс, вдруг услышал голос Водопьянова:
- Опять эта гора…
Я посмотрел на него. Он недоумевающе разводил руками. Действительно, под нами тот же «двугорбый верблюд». Я сообразил, что это один из островов Крашенинникова, который в сплошном тумане мы обошли кругом два раза. Если будет так продолжаться, то неминуемо напоремся на гору или скалу.
- Пойдем в море! - кричит Водопьянов.