Когда седовласый увидел нас, он резко оторвался от смотрения в стену, быстро встал и с расставленными в стороны руками пошёл нам на встречу. Сначала он обнял Сергея Владимировича, а затем пристально посмотрел на меня и пожал мне руку. Представился Филиппом Прокофьевичем Альтером. Пригласил сесть за стол. Аннушка, так представил домработницу хозяин дома, стала носить блюда. Профессор стал меня расспрашивать о том, как я познакомился с Сергеем Владимировичем, почему пошёл работать в музей. Заметил у Сергея Владимировича довольно напрягающую привычку. Когда профессор заговаривал со мной, мой спутник складывал руки в замок, прикладывал ко лбу и пристально смотрел в стол. Так обычно сидят люди, когда им стыдно или они разочарованы в ком-то. На вопросах основное общение со мной закончилось, чему я был только рад. Я увлёкся самой комнатой. Стены были выкрашены в цвет между тёмно-зелёным и болотным. В стене были выдавлены множество ниш, в которых стояли чьи-то белые бюсты. Потолок был очень высокий. С него как будто на ниточках свисали лампы. Вполуха я слушал беседу двух очень умных людей. Иногда начинало звенеть в ушах, потому что голос Альтера был низок и говорил он эмоционально и громко. Иногда профессор спрашивал моего мнения. Я старался свой ответ вместить в одно предложение.
Наконец мы собрались уходить. Мы стали выходить из-за стола. Филипп Прокофьевич изъявил желание поговорить со мной пару минут наедине. Меня повели в кабинет с огромными стеллажами, на которых стояли книги. Профессор стал задавать мне вопросы, на которые просил отвечать как можно шире.
Далее наш диалог хочу описать подробно:
– По вашим ответам, Лексей Николаевич, видно, что вы человек умный и перспективный,– никто меня ещё не называл по имени-отчеству.– Так считаю не один, так же считает ваш друг. Он говорил, вы упоминали о том, что хотите написать книгу?
– Да. Говорил.
– Меня очень просил вам помочь ваш спутник. Говорил, что ваша речь очень хороша. Предполагает, что мысли излагаете на бумаге так же. Я готов вам помочь. Начните писать. Когда будет, что показать – приезжайте.
– Очень вам благодарен!
– Вы знали, что Сергей Владимирович пишет статьи?
– Нет.
– Он пишет неплохие статьи. Попросите как-нибудь почитать.
Жестом меня пригласили выйти. Мы вышли вместе. Нас проводили Аннушка и хозяин дома. Сергей Владимирович улыбался и посматривал на меня довольными глазами.
Да, события дня явно соответствуют дате.
15 июля. Воскресенье.
Проспал два дня.
19 июля. Четверг.
Начал писать. Пишу на кухонном столе. Дунька лежит около тетради и урчит.
22 июля. Воскресенье.
Написал четыре главы. Пятую закончу завтра. Во вторник решил ехать к Альтеру. Пишется легко. Что получается, мне нравится.
24 июля. Вторник.
Я в ярости!
Был вечер. В доме меня встретила всё та же Аннушка. Альтер сидел в кабинете. Я подал ему свою рукопись. Сидел как на иголках в ожидании, когда же он прочтёт. Через двадцать минут профессор поднял на меня глаза. Они были серьёзные и с оттенком злобы. Он начал говорить тихо:
– Вы понимаете, что это очень плохо? – я промолчал. – Я не знаю, как вам помочь. Тема у вас абсолютно никчёмная. Наверно, я ошибся в вас. Можете идти. Я вам помочь с этим ничем не могу.
Всю дорогу домой я прокручивал в голове его слова. Даже не заметил, как пришёл домой. Я в ужасной ярости и расстроенности.
28 июля. Суббота.
Я не выходил три дня. Всю среду проспал. В четверг утром я железно решил, что напишу роман, и никто мне не помешает. Я сел писать дальше. Писалось плохо. Ничего не получалось. А от того я стал ходить по комнате взад-вперёд до самого вечера. Только ночью, ближе к полуночи, у меня хоть что-то стало выходить.
В пятницу продолжал писать. Честно сказать, я даже не вспоминал о существовании работы. Для меня существовал только стол в узкой кухоньке, лист бумаги и ручка.
Под вечер стал играть с Дуней.
Сегодня утром меня разбудил звонок в дверь. Последние три дня я чувствовал себя просто ужасно. Настроение ни к чёрту, да и голова болит. Итак, дверь. Когда я её открыл, я немного удивился. На пороге стоял Сергей Владимирович с глазами, полными тревоги. В руках он держал сетку с апельсинами. Он молча вошёл. Я поставил чайник, и мы сели за стол, пристально и с неким удивлением смотря друг на друга.
– Что случилось? – спросил я.
– Вас не было три дня на работе. Вы не брали трубки. Мы уже не знали, что и думать.