Выбрать главу

— А ты? У тебя у самого что ни на есть затрапезный вид! Ну что это за «лепеха» на тебе? — тискал он меня на радостях. И, вопреки моему желанию, повел на «скок». Все эти блатные выражения мне уже были знакомы. Как «Москва», так и подавляющая масса из групп были в прошлом «урками». И их лексикон укрепился в местном обиходе. «Лепеха» — одежда.

Перед «скоком» (налетом) мы с Колей, естественно, спросили, где Андрей.

— Вышла с ним осечка! — ответил Иван. — После побега мы с ним благополучно добрались до Кёльна. Белановский так ноги натер, что еле шел. Оставил его в развалинах — пусть ждет. Сам пошел дальше, под утро отыскал ребят. Переоделся. Пришлось ждать следующей ночи. Искали-искали, звали — никаких следов…

Я рассказал ему о незнакомце, назвавшемся «Андреем», описал его. Нет, не тот. Поняли: настоящего Андрея схватили, выбили из него об Иване, и гестаповцы вместо него пустили своего агента. И все-таки сомнения меня терзали. Лишь десятилетия спустя, в 1972 году в Севастополе, где я тогда жил, ко мне обратилась… вдова Андрея Белановского, Ирина. Попросила навести справки об исчезнувшем в войну муже, может, это помогло бы ей получить некую пенсию (получала она всего восемь рублей!). Копию полученного мной ответа любезно оставила мне[71].

Но вернемся к той ночи. Стыдно признаться: я участвовал в «скоке». Причем «два раза»: в первый и в последний! Стоял «на атасе», с финкой в руке, пока остальные шурудили в подвале. Затем пришлось нести один из «узлов» в какой-то женский лагерь. Там нас ждала жарко натопленная печь. Эх, сколько в нее полетело «ненужного»! И зачем только все это брали, тащили? «Москва» заставил выделить мне отличный костюм, макинтош, шляпу, темные очки, рубашку с галстуком, даже перчатки. «Заставил», потому что парни оказались жадными и неохотно расставались с награбленным. Иван приколол к макинтошу позолоченный значок НСДАП. Такой, какой носил «заслуженный нацист» — начальник цеха «Асканиа-Верк АГ» в Берлине! Не могу понять: почему решили приодеть меня одного, без Николая? Не потому ли, что тот был политруком?

Так началась двойная жизнь. В ближайшие ночи мы с Николаем должны были знакомиться с «действующими» и «резервными» малинами. Впервые мы поближе познакомились с Кёльном, вернее с тем, что от него осталось к концу 1944 года.

Первую массовую бомбардировку он испытал в мае 1942 года, когда на него совершило налет 1000 «летающих крепостей». Затем он подвергался систематическим бомбардировкам и днем и ночью, представлял сейчас собой океан сплошных развалин. Казалось бы: ну что тут еще бомбить? Так нет же — систематические бомбардировки продолжались! На площади, близ самого Рейна, за стеной из мешков с песком в небо высились два величественных, словно воздушных из очаровательной сказки, шпиля Кёльнского собора. Какое чудо готической архитектуры! Гордость творения! Но и его не пощадили: на одном из шпилей появились уродливые трещины. Но сам собор продолжал гордо стоять среди массы развалин. Будто все ему нипочем: «Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа…» — так и хотелось сказать о нем словами А. С. Пушкина! И горько стало на душе от того варварства, на которое обрекает человечество всеразрушающая война. Сколько труда, гениальных творений, сколько души, разума губит это противоестественное состояние, имя которому — война! А сколько калек, физических и нравственных, оставляет она после себя! Невосполнимые потери! Во имя чего? Нормальная жизнь должна вести к прогрессу. Здесь же — регресс, уничтожение с трудом созданного, отставание на десятилетия, которые будут сожжены на воссоздание, восстановление. И вспомнились стихи поэта:

Мы — культурны: чистим зубы, рот и оба сапога, В письмах вежливы сугубо: «Ваш покорнейший слуга…» Отчего ж при каждом споре, доведенном до конца, Мы с бессилием глупца, подражая папуасам, Бьем друг друга по мордасам?.. И не столько кулаком, — Сколь змеиным языком!..
(Саша Черный)

Кулак или язык: что хуже, что ранит больней, неизлечимей?..

* * *

Запасные выходы — пробитые в стенах дыры в малинах, — чтобы не сквозило, затыкали матрацами. Светильниками служили склянки с керосином и фитилем. Входить в малины и выходить можно было, чтобы их не рассекретить, лишь в потемках. В достатке были «даймоны» — карманные фонарики. Днем «шалманы» отсыпались, ночью «работали». Шутили: «С 2100 и до 500 — наш комендантский час!»

К тому времени шалманы уже вошли в контакт с остовцами и встали на их защиту: за бесчеловечное отношение к их батракам хозяева несли наказание. Не этим ли объясняется изменение их отношений к бывшим ранее беззащитным невольникам?

вернуться

71

Вот он, этот документ (сокращенно): «Международная служба розыска, Арользен. 20.02.1973. Выдержки из документов № 777: “Белановский Андрей, рожд. 16.11.1909 в Волжском… Последнее место жительства: ст. Игрень, Днепропетровской области, ул. Конечная, 7. Арестован по распоряжению СИПО (полиции безопасности — А. А.) 18.02.1943 в Днепропетровске. Доставлен в Бухенвальд 29.08.43. Отправлен на транспорт “I/SS-Eisenbahnbaubrigade”. Бежал 3 ноября 1944 года из транспорта “VI/SS-Eisenbahnbauzug”. Пойман 13.11.1944 в Брюле-Кёльн. Отправлен в концлагерь Миттельбау. Других сведений не имеется”». (Архив автора)