Даже не верится, что человек и в таких условиях способен отдохнуть и восстановить силы… Давно рассвело, когда мы открыли глаза. Вся одежда высохла, но в каком она жутком виде! Прогладить бы! Обувь так покоробилась и пересохла, что стала жесткими колодками. С трудом обулись. Да-а, ножки мы натрем — будь здоров! Что поделать, спасибо и на том! А как бы мы провели ночь, если бы не эта будочка, не печурка? Подкрепились сахаром, галеткой и, учитывая наш вид, с крайней осторожностью двинулись в дальнейший путь. Тут только я обратил внимание, что на моих штанинах отпечатаны какие-то круглые бомбы с языком пламени. Что бы это означало? Артиллерийский знак?
Продвигаемся гуськом. Впереди Михаил о, потом я, сзади Николай. Вдруг Михайло поднимает руку. Тот же знак повторяю я. Остановились, притаились. Вижу: Михайло приседает у кустарника, ползет чуть вперед, выжидает, прислушивается… Затем крадучись подползает ко мне, шепчет:
— Голоса… В форме фельджандармов… — Не двигаются? — Нет. Сидят. На чем-то вроде дота… — Спрячьтесь поглубже в кусты! Посмотрю, что за люди… Ползу со всеми предосторожностями. Лес становится реже.
Впереди прогалина, проселочная дорога. На чуть возвышающемся над землей бетонном куполе с пустыми амбразурами сидели и тихо беседовали четверо жандармов. Долго ли будут сидеть? Наблюдаю за ними. Вдруг один из них делает предостерегающий жест, все замирают, прислушиваются… Наконец, они успокоились, возобновили тихую беседу. О чем — не слышно. Понял: это встретилось два патруля. Засада, ждут… Не нас ли? Осторожно возвращаюсь, шепчу:
— Там засада. Здесь, видимо, проходила линия Мажино… Неужели у каждого дота установлены посты? Во всяком случае, попытаемся их обойти.
Сориентироваться на карте помогла просека и дорога. На ней доты не помечены, но видно, что рядом болото. Вот мы и пойдем по его кромке. Сделав порядочный крюк, обошли опасное место и оказались километров на пять юго-западней. Невезучий день: проделали чуть ли не десять километров лишних!
Близ города Дьёз нам надлежит пересечь шоссе Дьёз-Арракур. Кое-как привели свою одежду в порядок, надраили обувь. Идем параллельно шоссе — ищем, где безопасней его перейти. Нашли подходящий поворот за возвышенностью. Что за поворотом — не видно. Зато дорога впереди далеко просматривается. Перешли, и тут из-за поворота послышался цокот копыт. Это опасно, куда скрыться? Как на зло, перед нами пашня, до леса далеко, до него не успеем. На пашне стадо коров. Увидели там и пастуха. Направляясь к нему, побросали в кусты сумки, чемоданчик. Только дошли до него, как на дороге показался пароконный фаэтон с четырьмя шупо-полицейскими. Сердце ёкнуло. Кажется, мы влипли… Став спиной к асфальту, заговорили с пастухом. На его куртке нашит прямоугольник с буквой «Р» (поляк). Так гитлеровцы метили этих представителей «низшей», по их представлению, народности. Я стал подбирать польские слова, но поляк, не отвечая, смотрел мимо нас. «Цок-цок., цок…. цок» — замедляется, чтобы совсем прекратиться, звук копыт: коляска остановилась. Не выдерживаю, поворачиваю голову к дороге: худо — к нам, не торопясь, направляется полицейский, похлопывая себя кнутом по блестящим голенищам сапог… Ой, как худо! Вот тебе и момент, когда на карту поставлено все. Я говорил Полю, что живыми не сдадимся. Правильно, но что предпринять?.. Что надо этому шупо? Мысленно оглядываю себя, спутников. Одежда наша не должна бы насторожить, выглядим опрятно, выбриты, ботинки начищены…
— Кто такие? — маленькие глазки подозрительно ощупывают. Поляк, стоявший к полицейскому в полоборота, гордо поднял голову и дерзко, с вызовом, ответил вопросом на вопрос:
— А в чем дело? Лицо полицейского исказилось злобой. Он резко взмахнул плеткой и огрел ею поляка по лицу:
— Шапку долой, польская свинья! Второй взмах плеткой, и кепка слетела с головы поляка.
Полицейский повернулся к нам, но наши береты были уже в руках. Стоим по стойке «смирно». Гордый произведенным эффектом, полицейский направился назад к фаэтону. Вновь зацокали копыта, и коляска вскоре скрылась.