— Слёзкин, — протянул он мне руку. Рука была влажная, липкая. — Начальник цеха на электромеханическом заводе.
— Бухин, давний приятель Лёвы — отозвался я и, сунув руку в карман, незаметно вытер её носовым платком.
Напарник Слёзкина, до сих пор хранивший молчание, вдруг произнёс:
— Я осуждаю такие нездоровые явления. Надо оказывать всемерное сопротивление американскому неоколониализму.
— Кавказец, — подумал я, — и, наверно, отставник.
Человек этот был явно восточного типа; на нём была гимнастёрка, перепоясанная солдатским ремнём, которая облекала полную, представительную фигуру.
— Это наш начальник отдела кадров, — представил напарника Слёзкин, — полковник в отставке товарищ Хьюго Шамес, бывший политический эмигрант из дружественной теперь Венесуэлы.
Товарищ Шамес строго посмотрел на меня и стал говорить:
— Я предупреждаю, что скоро состоится визит Фиделя Кастро на наш славный Киевский орденоносный электромеханический завод. Мы ждём тебя, дорогой Фидель, чтобы ты, товарищ, сказал нам речь на шесть часов.
Глядя на его дородную фигуру, я сказал:
— Это не для прессы, но у меня вопрос: вы что-нибудь читаете, кроме книги о вкусной и здоровой пище?
— А как же, — ответил бывший полковник. — Я выписываю газеты «Правда», «Красная звезда», а также журнал «Блокнот агитатора».
— А как насчёт Тургенева, — осторожно поинтересовался я.
— Я, конечно, в школе изучал классиков, — неопределённо произнёс товарищ Шамес, — но из иностранных авторов предпочитаю труды товарища Сталина.
Я хотел было разлить водку по стаканам, но меня остановил Слёзкин:
— Погоди. Сейчас принесут ужин.
— А что будет ещё и ужин? — удивился я, потому что еды на столах было предостаточно.
— Ох, и что вы говорите? — запаясничал Слёзкин. — И ещё какой ужин. Фаршированная рыба, фиш по-еврейски, жареный гусь со смальцем. О-ох, это что-нибудь особенного!
Когда мы уже приняли по стакану вовнутрь и закусывали разносолами, к нам неожиданно подошёл Лёва Рамзее, из нагрудного кармана его пиджака торчала жёлтая роза.
— Я рад, что вы подружились, — сказал Лёва, но его перебил товарищ Хьюго Шамес.
— Уезжаешь, — сказал начальник отдела кадров, — и правильно делаешь. Погостил и хватит.
Но Лёва не успел что-либо ответить бывшему полковнику, потому что его взяли в плен какие-то весёлые молодые женщины.
— Суслики. Безродные космополиты, — только и сказал Слёзкин, разливая остатки водки.
И тут мне в голову пришла неожиданная мысль, — а может мне тоже «свалить за бугор», как это делает Лёва Рамзес.
Когда я уходил, то до меня донеслись слова бывшего полковника Хьюго Шамеса:
— Наши трудящиеся берут предприятия под свой контроль. Это страшит олигархов и буржуазию. Они объявили нам войну. Я принимаю их вызов. Вы ведь знаете, что мне нравятся битвы. Я рождён для битвы! Я объявляю этим жалким безродным космополитам экономическую войну. Мы построим социалистическую Родину для достойной жизни рабочего класса!
IX
Люди всегда мечутся из стороны в сторону при решении важных жизненных вопросов, не понимая, что истина всегда лежит посредине. Некоторые, правда, понимают, но найти эту золотую середину не могут. Вот недавно, к примеру, со мной произошёл такой случай. Попросил я родственника, который живёт в штате Нью-Джерси, купить газету с моим очерком и переслать мне, поскольку к нам в Бостон русскоязычные газеты приходят с большим опозданием. В тот день была назначена репетиция всемирного потопа, и огромные массы воды обрушились на американский штат Нью-Джерси. Жители штата или сидели дома и кушали пиццу, или, если выходили на улицу, то одевали резиновые сапоги. А мой родственник, несмотря на преклонный возраст, отправился в русский магазин и купил не одну газету, а целых две; потом пошёл на почту и заплатил 18 долларов, чтобы мне доставили эти газеты в тот же день. Мало того, он не разрешил мне вернуть долг, мотивируя тем, что когда-то я оказал ему некоторые услуги. Чтобы убедить его взять эти деньги, я рассказал ему библейскую историю.
Первая версия библейской истории:
Призывает Высший судия двух рабов божьих Якова, то есть моего родственника, и Евгения, то есть меня, и начинает рассматривать наши дела при земной жизни. Положил Он на одну чашу весов одолжения, которые я делал Якову, а потом спрашивает: