2009
Золотые телемальчики
Полгода вместе с Дмитрием Дибровым я веду на ТВЦ программу «Временно доступен». И за это время узнал про телезвезд такое, что лучше бы не знать. А знаете, кто сегодня для телика знаменитость? Тот, кого показывают по телику!
Меня спрашивают знакомые:
– И что, тебе интересно с Дибровым? Он все молчит, а потом говорит-говорит-не-остановится… У него реакция какая-то старомодная!
О да, мне невероятно интересно. Дибров – это такой мамонт. Подобные ему повымерли. Он умеет говорить не фразочками, хохмочками, шуточками, репликами, – а периодами, когда в эфире разлита бывает длительность, как в метрике Гомера; умеет выражать мысль при помощи сложносочиненных связей. А главное – формулировать ее прямо перед камерой. Ну, например, когда в студию приходит боксер Валуев, Дибров как бы невзначай замечает, что мультфильмовского Шрека героем делает не то, что он сильный, а то, что он добрый. И, если эта мысль кажется вам банальной, объясните, почему никто до Диброва этого не заметил? Или вот мой тезка утверждает, что верить в потустороннее нас заставляет страх смерти, небытия (было такое на эфире с офтальмологом и по совместительству путешественником Эрнстом Мулдашевым). Или что возведение Аллой Пугачевой и Максимом Галкиным баварского замка в подмосковной деревне Грязи есть практическое воплощение тезиса Маркса о том, что не следует эстетику опускать до уровня жизни, а следует жизнь поднимать до уровня эстетики.
Дибров такое умеет. Я – нет. Я, когда вижу тысячи метров галковско-пугачевских стен с зубчиками и донжонами, вдруг вскочивших князями из Грязей, сжимаюсь в комок от мысли, что дух Людвига Баварского сослан с альпийского Нойшванштайна в посюстороннюю русскую ссылку. Я не вижу в этом нелепейшем замке ни эстетики Маркса, ни эстетики Гегеля, но отголосок трагедии, должно быть, случившейся в жизни некогда светлого мальчика, филолога и лингвиста Максима Галкина (с которым я познакомился лет двенадцать назад, когда он еще был однозначно светлым) – потому что такие архитектурные формы возводят не для жизни, а для забытья, подобно тому как алкоголик заливает похмелье водкой. И, наверное, моя позиция на экране чувствуется, в отличие от позиции Диброва, который, хотя и очень умный, но и очень телевизионный человек. Поэтому он знает, какие вещи на телевидении говорить можно, а какие – нельзя.
В принципе, телевизионных кумиров можно спрашивать о чем угодно – хоть о любовных делах (Михаил Пореченков признался под камерой в наличии у него внебрачного взрослого сына, о чем доселе не говорил), хоть о приводах в милицию, даже о заработках – это имиджу не вредит, поскольку и скандал, и гламур равно помогают продвигаться в рейтингах.
А самый неприличный вопрос на телевидении таков:
– А что вы сейчас читаете?
На вопрос про чтение кумирам непонятно, как отвечать, потому что для большинства из них честный ответ звучит так: «Я уже давно, лет десять, ни хрена не читаю, только глянцевые журналы, где про меня пишут».
Это колоссальное изменение роли книги как источника информации заметно во всем – ну, например, когда Пугачева в восьмидесятых пела песни на стихи Мандельштама, эстетов это коробило, но я узнал Мандельштама именно благодаря Пугачевой, потому что в школьной библиотеке города Иваново никаких Мандельштамов не водилось. И я хорошо запомнил тех лет интервью с Пугачевой, в котором она говорила, что всегда читает на ночь стихи, как бы ни устала, и это выглядело не позой, а скорее гигиенической привычкой разумного человека чистить мозги перед сном.
Если не чистить зубы, появится кариес; если не читать книги, закисают мозги. Половина телегероев говорят сегодня то же, что говорили и пять лет назад, – в них не видно развития. У них мгновенная реакция, это да, у них привычный юморок (то есть такой, который не обманывает ожиданий, а наоборот, их подтверждает, типа «знакомится олигарх с блондинкой»), и они очень милые люди, – но анализ мира вне экрана для них есть нечто излишнее.
Я говорю о книгах, потому что именно книга заливает в бак мозга горючее, состоящее в вопросах: зачем я живу? Бессмыслен ли мир? Что же будет с Родиной и с нами? К чему б это, право, такая хандра? Кто мы, зачем мы и камо грядеши?
Нет вопросов – нет и человека.
О том, что заменило ум на сегодняшнем телеэкране, а шире говоря, и в России вообще, мне очень наглядно объяснил Федор Бондарчук, образцовый герой обложки журнала «Hello!», великолепный, замечу, актер, а также довольно странный режиссер, после отличной «9-й роты» снявший «Обитаемый остров»: эдакий гламурный клип по антигламурным Стругацким.