— Но она же совершенно нечитанная! — гнет свою линию Салатовая. — И бумага гладкая-гладкая. И иллюстрации яркие, колоритные.
— Ладно… Мой-то процент с продажи какой будет, если удастся-таки ваш товар пристроить? — любопытствую, уже практически предугадывая ответ.
— Какой такой процент? — враз возвышает голос собеседница. — Вы меня что, ограбить хотите? Ни стыда, ни совести! Здоровенный мужик, днями на табуретке баклуши бьет; нет, чтоб где-то за станком материальные ценности производить! А он на пенсионерах наживается! Да у тебя их здесь сотни томов, так что, еще один много места пролежит?! — возмущенно переходит она на «ты».
— Женщина, не надо так кричать, — морщусь я. — Итожим: ваше предложение меня не заинтересовало. Вношу встречное: подходите хоть завтра со своей едовой энциклопедией и реализуйте ее на здоровье хоть за тысячу евро. Вон, сколько еще на газоне места свободного! Только газетку захватите, не на землю ж книгу класть.
— Нет! — уже почти кричит Салатовая, а для убедительности еще и отвергающее простирает руку.
— Что «нет»?
— Да чтоб я до такого опустилась! Самой, на улице, книжками торговать?! Да не бывать этому никогда!
Гневный жест демонстрируется вторично.
— А я что, по-вашему, выходит, уже опущенный?
— А ты уже здесь стоишь! И давно! — злобствует Предлагательница.
— Понял… Одну секундочку тоже постойте, я сейчас…
Обхожу развал, сближаюсь с нахалюгой и слегка, быстрым движением, пожимаю кончики ее наманикюренных пальцев правой руки.
— Ты что? Себе позволяешь? Извращенец! К старой женщине приставать?! — испуганно отшатывается она. — Где милиция? Люди добрые! Помогите!
— Да уймитесь вы. Чтоб я до такого опустился — к вам и приставать… Размечтались… — усмехаюсь я. — Тут дело в ином. В местах лишения свободы есть неписанный закон: кто поручкается с опущенным — это низшая, всеми презираемая категория заключенных — сразу же сам становится таким. Опарафиненным, офоршмаченным, короче: позорной масти. Теперь дошло?
Я неспешно возвращаюсь на свой табурет. Салатовая торопливо вытаскивает из сумочки носовой платок и брезгливо начинает вытирать им пальцы, соприкоснувшиеся с моей ладонью.
— Не поможет! — едко комментирую я. — Это теперь на всю оставшуюся жизнь. Теперь вы тоже опущенная, а если точнее — зашкваренная.
— Ты-и-и! — визгливо орет отвергнутая Предлагательница. — Ты мерзавец, ублюдок, подлец!
— Ага. Присовокупите еще гад и сволочь, — любезно подсказываю я.
— Да! Именно так! И я завтра же… сейчас! Милицию! На тебя! Натравлю! Они т-те покажут! Люди! На нем же клейма ставить негде! Ему в тюрьме место!
— Да травите на полное здоровье, мадам Опущенная. А по поводу клейма и тюрьмы… Не забывайте, отныне ведь и вы в той же бочке квашены…
— Милиция! Ну почему тут рядом нет милиции?
«ДУРАК!..»
Май, середина дня… Прохаживаюсь перед своими клеенками по тротуару. Рядом останавливается мужчина моих лет с незажженной сигаретой в руке и кожаной сумочкой в виде сундучка в другой. Похоже, клиент находится под шофе.
— Дай прикурить, — сразу же на «ты» просит он, обдавая меня перегаром.
— Не курю. И другим не советую, — поморщившись, отвечаю я.
— Тоже, советчик нашелся! — ни с того, ни с сего вскипает мужчина. — Жену поучи щи варить! Дурак!
На последнем ругательстве я с правой въезжаю оскорбителю по скуле. Не очень удачно: на спину он не падает, а оказывается в «раковой» позе. Отшагиваю в сторону. Выпивший с усилием встает, поднимает свой «сундучок». Нет, в драку не лезет. Зато громко обещает:
— Ну, подожди! Ты здесь постоянно стоишь — так я еще вернусь! И не один! Посмотрим тогда, кто здоровее! Морду в ж… превратим!
Угроза вполне реальна. Не сегодня-завтра явится сюда в компании двоих-троих приятелей, да еще и вооружившись какой-нибудь арматуриной, и быстро стану я тогда бедным… Посему, пытаясь себя хоть частично обезопасить, подскакиваю к агрессивному клиенту и выдергиваю у него из нагрудного кармана рубашки виднеющийся краешком документ. Отбегаю на несколько шагов — мужчина в драку не кидается, топчется на месте, продолжая ругаться и восклицать: «Отдай!» — и раскрываю красную «корочку». Оказывается, это — пенсионное удостоверение офицера запаса Вооруженных Сил России. Отставной майор, да еще и с фамилией одного из прославленных русских полководцев.
— Слышь, деятель, — захлопываю я документ. — Ты чего же это на своих наезжаешь? На штаны-то мои посмотри!