Продолжая рассказ о своей работе в сфере уголовной юриспруденции, должен сказать, что в 2003 году — после того, как законодательно было запрещено частным юристам быть защитниками по уголовным делам — я стал адвокатом, сдав квалификационный экзамен. Это повысило мой статус как юриста, но лично мне пользы принесло немного. Более того, появились определённые обязанности, общие для всех адвокатов, хотя и не слишком обременительные, но сковывающие мою независимость (к которой я всегда стремился), например, участие в уголовных делах по назначению, консультации граждан в общественных приёмных партии «Единая Россия», членом которой я не являлся и не являюсь, и так далее.
К этому времени моя старшая дочь Ирина работала мировым судьёй, и наступил момент для решения вопроса, быть ли ей судьей на второй срок. Открытым текстом ей заявили, что шансов практически нет, поскольку у неё есть родственник-адвокат. Короче, я подал заявление и перестал быть адвокатом, о чём, кстати, ничуть не жалею. Я снова стал свободным юристом, свою работу определяю, как считаю нужным, избавился от уголовных дел, участвовать в которых стало морально тяжело, избавился от необходимости посещать следственный изолятор (СИЗО), где содержатся обвиняемые и подсудимые, в отношении которых избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Если в молодости, будучи следователем, я посещал СИЗО без проблем, то с возрастом стало тяжело работать с арестованными, особенно с теми, кого посадили по глупости следователей и судов без всякой на то необходимости. Но больше всего стала убивать специфическая тюремная вонь, она стала для меня абсолютно непереносимой.
Вспоминая свой труд в качестве следователя, явно вижу изменения, произошедшие за сорок лет. Есть плюсы, к которым я бы отнёс нынешнюю большую самостоятельность и независимость следователей, но есть и минусы. Даже простое сравнение содержания обвинительных заключений, которые составлялись следователями по итогам расследования дела в моё время и составляются теперь, показывает большую разницу: ранее это было, по сути, краткое резюме со справочным разделом по материалам дела, а теперь — подробное изложение в одном документе содержания всех имеющихся в деле документов, всех обстоятельств, установленных следствием, всех доказательств, имеющихся по делу, и подробнейший текст обвинения, который опять-таки повторно содержит описание всех обстоятельств совершённого преступления. Судье, по сути, не нужно листать тома дела, ему достаточно прочитать обвинительное заключение. Но в этом-то, мне кажется, и есть большой минус, так как при наличии одних и тех же материалов обвинительное заключение можно составить так, что и расстрела будет мало, а можно и так, что будет достаточно условного наказания.
И ещё один отрицательный момент я обнаружил в работе современных следователей. Нормы уголовно-процессуального кодекса, регламентирующие вопросы возбуждения или отказа в возбуждении уголовного дела, таковы, что не допускают произвольного подхода следствия к этому вопросу. Закон требует наличия, во-первых, повода, то есть информации в любом виде о совершённом преступлении, и, во-вторых, основания, то есть достаточных данных о совершённом преступлении. К примеру, взял человек чужую вещь, присвоил её без оплаты, хотя и обещал собственнику заплатить, да и денег, как оказалось, у него для оплаты-то не было. По закону уголовное дело должно быть возбуждено безусловно. Но в нынешнее время следователи требуют, чтобы в заявлении уже были доказательства, что человек ещё до того, как взять чужую вещь, имел умысел на её присвоение без оплаты. Если умысел не доказан, то следует отказ в возбуждении уголовного дела, так как нет, видите ли, состава преступления, и добиться чего-либо заявителю практически невозможно. В моё время такие действия следователя расценивались как сокрытие преступления, и за это он получал дисциплинарное, а порой и уголовное наказание.
Считаю, что давно назрела необходимость в реформировании расследования уголовных дел, которое должно заключаться не только в выделении следствия в самостоятельную структуру, а, прежде всего, в ликвидации разделения его на разные формы расследования: дознание и следствие. Когда-то, может быть, это и нужно было, но не сейчас. Орган расследования должен быть один — следствие. Ликвидация дознания (как формы расследования) прекратит отфутболивание материалов о преступлениях из одного ведомства в другое. Но за ним (так называемым дознанием) надо оставить функцию проверки сообщений о преступлениях, которая не должна сводиться к фактическому расследованию (без возбуждения уголовного дела), а только к формальному установлению наличия поводов и оснований для возбуждения уголовного дела. Об этом говорит уголовно-процессуальный закон, вопреки существующей установке руководителей следственных органов, исходящей из позиции «чем меньше уголовных дел, тем меньше работы». Что касается градации уголовных дел от простых до сложнейших многоэпизодных, то этому должна соответствовать и официальная категорийность следователей: от начинающих, не имеющих опыта, до суперспециалистов, мастеров своего дела.