Национальную галерею я так и не посетил, но в Большом Британском музее конечно же побывал, о чём также мечтал много лет. Кстати, в этот музей вход бесплатный, чего не скажешь о Париже, где, если и делали какие-то скидки в отдельных музеях, то только для определённых групп людей. Например, в Лувре, случайно увидев у касс какие-то списки, я смог там разобрать слово, похожее на «пенсионер», и ничтоже сумняшеся прошёл в музей по своему милицейскому пенсионному удостоверению бесплатно. Правда, контролёр долго разглядывал его, а потом махнул рукой и пропустил меня в залы.
Посетил я в Лондоне и Музей восковых фигур мадам Тюссо, и Музей природы, который, кстати, находился недалеко от гостиницы, от которой у меня остались жуткие воспоминания. Несмотря на пышное название «Royal national Bedford way», номера маленькие, из кровати торчат гвозди, в ванной горячая и холодная вода без смесителя. Видимо, предполагалось смешивать воду в каком-нибудь тазике, но его не оказалось. Не исключено, что такие номера предназначались только для русских туристов. Не лучше была гостиница и в Париже, несмотря на три звезды. Везде я размещался в одноместных номерах, так как не терплю, чтобы кто-то ещё храпел в комнате, да уже и не представляю себе житьё, хоть и недолгое, в одной комнате с посторонним человеком. Кстати, тяга к одиночеству — а мой номер в парижской гостинице находился на другом этаже в отличие от других членов группы — меня однажды здорово подвела в смысле возможного скандала, но всё обошлось. Дело в том, что при размещении по комнатам гид объявила, что завтракаем в столовой, и мне показалось, что она ткнула пальцем в одну из дверей, которая была обозначена как «Ресторан». Утром в назначенное время я зашёл в этот ресторан, увидел зал с уже накрытыми столами, за двумя-тремя из которых сидели люди и «принимали пищу вовнутрь». Я удивился, что из нашей группы явился первым, но, чтобы не терять времени, сел за один из столов и приступил к завтраку. А завтрак, надо сказать, был шикарный и состоял из нескольких блюд: мясное, каши, фрукты, чай и т. п. Ко мне подошла официантка, стала что-то лопотать, я отмахнулся от неё гостиничной визиткой, и она отстала. Так я и не дождался своих, а когда, насытившись, вышел из ресторана, то узнал, что они тоже позавтракали, но на пятом этаже — чаем и протухшим сливочным маслом. Я же, оказывается, употребил завтрак американского туриста. Так что незнание настоящего английского языка иногда приносит приятные сюрпризы.
И не могу не сказать несколько слов о нашем гиде — Галине Юрьевне. Мало того, что она почти в каждом городе покупала шикарные женские шубы (видимо, для перепродажи) и рассовывала их женщинам нашей группы для провоза через таможню, но она постоянно пыталась нагреть нас, не упуская ни одной возможности. Так, под видом якобы проблемы с входными билетами на приобретение для нас групповых билетов, например, в Лувр она требовала за билет с каждого туриста по сорок пять долларов. Но её раскусили сразу, и мало кто соглашался через неё приобретать что-либо (и правильно делали), так как билет в Лувр для нас в то время, когда мы его посещали — а стоимость билета зависела даже от времени посещения музея — стоил всего 30 франков, то есть три с половиной доллара. А я, как вы помните, вообще посетил его бесплатно по пенсионному удостоверению. Она даже пыталась всучить нам пачки проездных билетов в парижское метро, объясняя это трудностями перемещения по городу. Позже мы узнали, что билеты в метро стоили в два раза дешевле, да и надобности, как оказалось, в них особой не было.
Та часть Италии, которую удалось увидеть из окна автобуса, поразила своей запущенностью и замусоренностью, а горная часть пути по Лигурии позволила любоваться красивыми пейзажами. Впечатление от увиденной Италии испортила женщина-гид, у которой были в Венеции свои знакомые и которая, доставив туда нашу группу в обед, после часовой экскурсии ушла, предоставив нам свободное время до 23 часов. Мы сначала обрадовались этой свободе, но после 19–20 часов стемнело, всё позакрывалось, кроме ресторанов, в которых с нашими деньгами делать было нечего, исчезли даже уличные торговцы, и мы не могли найти ни одной скамейки, ни одной лавочки, на которые можно было бы сесть. Только каменные плиты площадей и ступеньки к воде. А когда дневное тепло сменилось ночной прохладой, пронизанной морской сыростью, мы все, будучи в шортах и лёгких рубашечках, стали дружно клацать зубами и недобрым словом поминать гида, которая пребывала где-то в тепле и сытости. Лично я к 23 часам проклял всё на свете, замерз как никогда, но сидеть на мокрых плитах не рискнул. Так и ходил кругами по площади Святого Марка и прилегающим улочкам и мостам и уже стал себя ругать за то, что ввязался в эту поездку, и, как Буратино, вспоминал домашнюю сытость и тёплую постель.