В сталинке предусматривались все удобства, но фактически из всех благ была только вода для унитазов в туалетах, которую централизованно качали насосы прямо из реки. Питьевой воды, несмотря на наличие водопровода, в доме не было. Электричеством длительное время разрешалось пользоваться только для освещения, по одной лампочке на комнату. Все электророзетки были опечатаны. Периодически приходила комиссия и проверяла целостность наклеек. Уже взрослым в воспоминаниях какого-то советского деятеля (кажется, С. П. Павлова) я прочитал, что, оказывается, запрет на электричество был наложен лично Берией в связи с недостатком мощностей для работ над созданием советской атомной бомбы. Эти работы он возглавлял лично по приказу Сталина.
Соседями по лестничной площадке на этаже также были разные люди. Хорошо я знал только семью Кошелевых, у которых была огромная личная библиотека, и я был постоянным её пользователем. Знал я и другую семью в этой квартире — очень важную черноволосую пару. Муж, видимо, был каким-то большим начальником, а жена всегда в пёстром шёлковом халате восточного типа сидела дома и постоянно просила меня сбегать купить хлеб либо принести воды из колонки, что во дворе. Благо я был в то время довольно крепким пацаном и с двумя полными вёдрами воды легко взбегал на пятый этаж. И каждый раз она одаривала меня яблоком, лимоном или апельсином, которые горкой в любое время суток находились на столе в вазе. Это для меня было невиданной роскошью и ещё долгое время служило критерием богатства.
Рассказывая о соседях, я неслучайно упоминаю их национальность. Тогда для нас это было совершенно неважно. Этим я хочу показать, как уживались и дружили люди разных национальностей и культур. Никогда никаких ссор на этой почве, никаких проблем не было. Но случались необъяснимые для меня события с национальной окраской. Например, я был очевидцем ситуации, когда средь белого дня от клуба обувной фабрики группа молоденьких солдат — по виду русских — бежала в сторону асфальтового завода, а за ней гналась толпа мужчин-грузин, которые швыряли булыжники в этих солдат, догнали их и, окружив, забили камнями. Кончилось всё тем, что неподвижные тела солдат пошвыряли в кузов грузовика и куда-то увезли. Что послужило причиной такой средневековой расправы, я не знаю.
В сталинке мы жили с 1949 по 1953 год, существовали на нищенскую зарплату матери, никакого пособия за сгинувшего на войне мужа и отца не получали. И если бы не питание в детском саду, то неизвестно, чем бы всё закончилось. До третьего класса я, как и другие дети работников детского сада, состоял на довольствии детского сада, и за нас наши родители платили деньги как за воспитанников. Для нас специально в одной из комнат по этой причине было отведено место.
С бабушкой Шушаной (матерью моего отца) связи мы не поддерживали, но редчайшие встречи всё же бывали. Последний раз я её видел где-то в 1952 или 1953 году. И хотя на Авлабаре мы бывали не раз и после 1953 года (там жили Мария и Соломон Кевлишвили с тремя сыновьями, с которыми мать дружила ещё со времён нашего проживания в доме бабушки Шушаны), но к ней почему-то не заходили.
Детский сад был ведомственным, принадлежал обувной фабрике. Мать работала в нём воспитателем ещё до войны и продолжила там работать сразу же по возвращении из Тихорецка в Тбилиси в конце войны. Её восьмилетнее образование выделяло её среди других воспитателей, большинство которых не имело и этого. Моя мать была замечательной рассказчицей и неплохо могла излагать свои мысли на бумаге.
В какой-то период, измучившись переезжать, меняя один угол на другой, мать уволилась и собралась навсегда уехать в Тихорецк. Но что-то не сложилось, и она вынуждена была устроиться на обувную фабрику, так как её место в детском саду уже было занято. Но, как только там появилась вакансия, заведующая Кето Николаевна Гедеванишвили тут же взяла её снова к себе в детсад воспитателем, и только в конце 60-х годов мать сменила работу воспитателя на должность завхоза. Детский сад был русскоязычным (только одна группа была грузинской), и коллектив был очень дружным, всегда вместе отмечали праздники, помогали, выручали и поддерживали друг друга.
Как ведомственное учреждение, детсад очень хорошо обеспечивался за счёт профсоюзных и фабричных денег и, поскольку до 1954 года не имел своей дачи, позволял себе каждое лето выезжать в различные санаторно-курортные места Грузии. Право выбора места для летнего отдыха детей принадлежало заведующей. Для этого за несколько месяцев до лета в выбранном месте арендовали подходящие дома. Естественно, сотрудники детского сада брали с собой своих детей и жили семьями (некоторые брали и мужей, а порой и других родственников) в снимаемых домах вблизи детсадовской дачи. Жили так и мы с матерью, и это позволило мне, уже школьнику начальных классов, побывать во многих курортных местах Грузии, среди которых особо выделялся Боржомский район со своими рассеянными по склонам гор деревушками.