– Прощай, ученик, – чуть слышно сказал мастер и стал таять в воздухе. Он исчез, с ним вместе исчезла и Маргарита. Балконная решетка закрылась».
Картина похожа на классическую сцену умирания молодого человека. Но Иванушка жив, значит что-то умирает в нем самом?..
Маргарита действительно выполняет роль «гвоздика» соединяющий «ножницы» Два поступка Маргариты полностью перевернули жизнь Мастера: во-первых, она подтолкнула его напечатать отрывок, во-вторых, она «вытащила» его из психушки. Первый поступок спровоцировал арест Мастера, второй – его физическую смерть. Благостный финал романа – Мастер и Маргарита получают последний приют в виде домика и цветущего сада – не в счет. Когда на последней странице романа Маргарита «выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его». Неужели на Мастера так действует весенний сад и близость любимой женщины? Скорее Мастер похож на заключенного из одиночки.
В главе «Явление героя» есть такое замечание к поведению Маргариты:
«Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, больше делать было нечего, и мы оба жили тем, что сидели на коврике на полу у печки и смотрели на огонь. Впрочем, теперь мы больше расставались, чем раньше. Она стала уходить гулять…»
Усидит ли деятельная ведьма рядом с опустошенным Мастером? Сомнительно!..
Роль Маргариты – не давать покоя.
«Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:
– Так, стало быть, этим и кончилось?
– Этим и кончилось, мой ученик, – отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану и говорит:
– Конечно, этим. Все кончилось и все кончается… И я вас поцелую в лоб, и все у вас будет так, как надо.
Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в ее глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне».
Что «все» и что «надо»? Ивана Николаевича, во время праздничной недели, каждый раз кружит по одной и той же дороге – сначала на Патриаршие пруды, а затем к дому Маргариты. Так «надо»?.. Надо, чтобы не забыть некое все?
Я уже говорил, что иконка распахнула душу Ивана Николаевича. Каким бы не был человек, но у него всегда есть «тоска по Богу». Вот эту «тоску» и караулит Маргарита. В сочетании с морфином «защита» от Бога получается достаточно прочной.
Ненавидимый город
Как-то раз я беседовал со старым священником о том, что такое грех и как он подчиняет человека. Священник сказал примерно следующее: «Сначала ты замечаешь грех, потом беседуешь с ним и даже в чем-то не соглашаясь, все-таки впускаешь его в себя. А уже после этого ты соглашаешься с ним уже во всем».
В романе Булгакова часто звучит фраза «ненавидимый прокуратором город». Но в начале исторических глав Пилат не испытывает этой ненависти. Точнее говоря, причина и предмет его ненависти несколько другой.
«Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя…»
Впервые о ненависти Пилата говорит Каифа:
«– Знаю, знаю! – бесстрашно ответил чернобородый Каифа, и глаза его сверкнули. Он вознес руку к небу и продолжал: – Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата!
И только потом, во время вынесения приговора, Булгаков говорит о уже ненависти Пилата к Ершелаиму:
«Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо. Пилат еще придержал тишину, а потом начал выкрикивать:
– Имя того, кого сейчас при вас отпустят на свободу…»
Был ли прав духовный глава города Каифа в споре с Пилатом? Безусловно, да. Каифа действительно спасает город, потому что народ согласившейся с проповедью Иешуа, что «всякая власть есть насилие» мог попасть «под римские мечи». Но первосвященник действует аморально – с помощью предательства. Он посылает на смерть человека только за его слова. Мог ли Каифа противопоставить слову Иешуа свое слово?.. В романе этой попытки нет. Вера Каифы выглядит как что-то омертвелое и сугубо догматическое, лишенное живого слова. Исторический роман ставит Иешуа несоизмеримо выше Каифы. Первосвященник бессилен перед бродячим проповедником примерно так же, как был бессилен весь идеологический аппарат ЦК КПСС во главе с Сусловым против какого-нибудь захудалого кухонного диссидента.