Антон Павлович Чехов сомневался, что в России в России будет революция.
Вот что он писал Плещееву 9 февраля 1888 г.: «…Вы пишете, что Вам понравился Дымов, как материал… Такие натуры, как озорник Дымов(извозчик в «Степи), создаются жизнью не для раскола, не для бродяжничества, не для оседлого житья, а прямехонько для революции… Революции в России никогда не будет, и Дымов кончит тем, что сопьется или попадет в острог. Это лишний человек».
Через тридцать лет – не такой уж большой исторический срок примерно равный одному поколению – революция в России все-таки совершилась. Чехов ошибся?.. Но по Рене Декарту сомнение или ошибка доказывают, прежде всего, существование самого человека. Да, казалось бы, ошибка дает неверное знание и искажает информационное поле. Но дело в том, что в литературе, в отличие от точных наук, именно человеческий талант рождает информационное поле, а не ищет и не открывает уже объективно существующее. Талантливый писатель может дать больше, чем просто информация уже самим фактом своего видения мира. Поэтому дар предвидения, без которого литературный дар не немыслим в принципе, дает не просто формальные знания, а, главное, те, которые выше человеческого понимания в сегодняшнем дне. И если предположить, что талант – язык, которым Бог разговаривает с людьми – Чехов не ошибался. Работая над «Степью», Чехов ошибся только в своем личном, человеческом определении будущего России. Но разве сопоставима эта ошибка и то, что было сказано им в «Степи»?
Теория и практика революции
Знание – не всегда основа цивилизации, потому что первые, действительно толковые географические карты придумали вандалы во время жестоких допросов пленных римских солдат на пути в Рим…
Пока отложим в сторону «Степь». Поговорим о другом. Уже давно не секрет (и особенно сейчас), что для того, чтобы совершить революцию нужна бешенная энергетика. Украинский Майдан 2014 года тому подтверждение. К сожалению, российская революционная энергетика 1917 года осталась только в книгах.
8 сентября 1914 года Александр Блок написал строки посвященные Зинаиде Гиппиус:
Рожденные в года глухие,
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть…
В свое время сама Гиппиус (1902 год) посвятила двенадцать строк А. Карташову:
О вере
Великий грех желать возврата
Неясной веры детских дней.
Нам не страшна ее утрата,
Не жаль пройденных ступеней.
Мечтать ли нам о повтореньях?
Иной мы жаждем высоты.
Для нас – в слияньях и сплетеньях
Есть откровенья простоты.
Отдайся новым созерцаньям,
О том, что было – не грусти,
И к вере истинной – со знаньем —
Ищи бесстрашного пути.
Ответ на строчки Гиппиус можно найти в конце блоковского «Рожденные в года глухие…». По мнению поэта, поиск «веры со знанием» и «бесстрашный путь» кончаются так:
…Есть немота – то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.
И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, —
Те, кто достойней, боже, боже,
Да узрят царствие твое!
Блоковский набат – безусловно знак (или крик) беды. Но почему он «заграждает уста» человека?.. И почему в его, когда-то восторженном сердце «роковая пустота»? «Смертное ложе» тоже не добавляет оптимизма, хотя Блок и говорит о «достойных, которые узрят царствие твое». Может быть, Бок знал – и верил – в простую истину: «Революция как Сатурн, она пожирает своих детей… Берегитесь, боги жаждут!» приписываемую Дантону, Демулену и даже Верьньо?
Нет, Блок просто предвидел будущее. Правда, в учебнике советской литературы написали бы, что «Гиппиус звала», а «Блок поддакивал, но сомневался». Но тогда кто из них существовал?.. По Рене Декарту только Блок. Революция, как и любая война, начинается с яркой вспышки, а заканчивается пепелищем. И хорошо, если на нем останется хотя бы одна теплая голландская печка…