Революция умеет многое. А главное, она умеет объединять людей: монархистов и кадетов, большевиков и анархистов, физиков и лириков, атеистов и верующих против «скучного счастья» жизни, о котором говорилось выше. Иными словами революция объединяет «бога» и дьявола во имя себя самой. Ведь недаром же Достоевский, обдумывая продолжение «Братьев Карамазовых», сделал своего самого чистого и сердечного героя Алешу – революционером, а в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» Воланд пытается сыграть роль бога.
Кстати, о киевском Майдне-2014. Разве не было попов на его сцене перед беснующейся толпой?
Иван Каляев
Любить тогда, когда, казалось бы, разум может только презирать и ненавидеть, это – Крест.
Любить тогда, когда в сердце уже нет даже капельки тепла и надежды, это – Дорога.
Любить с немым шепотом: «Прости их, Господи, ибо они не ведают что творят!..», это – Голгофа.
Любить… Любить уже почти не понимая зачем и почему это нужно, теряя рассудок от боли, страданий и сиюминутного торжества зла; любить на последнем судорожном выкрике: «Господи, почему ты оставил меня?!»… Но – любить! Это уже – Вера.
2 февраля 1905 года террорист Каляев не бросил бомбу в карету великого князя Сергея, потому что увидел в ней жену князя Елизавету и его детей.
Вот что пишет об этом Борис Савинков в «Воспоминаниях террориста»:
«…Каляев прошел в Александровский сад. Подойдя ко мне, он сказал:
– Я думаю, что я поступил правильно, разве можно убить детей?..
От волнения он не мог продолжать. Он понимал, как много он своей властью поставил на карту, пропустив такой единственный для убийства случай: он не только рискнул собой, – он рискнул всей организацией. Его могли арестовать с бомбой в руках у кареты, и тогда покушение откладывалось бы надолго. Я сказал ему, однако, что не только не осуждаю, но и высоко ценю его поступок…»
Савинкова совершенно не волнуют моральные проблемы, он думает о том, что Каляев «рискнул всей организацией». Он утешает «террориста-гуманиста» как маленького ребенка – ложью. Савинков терпелив и он добивается своего. 4 февраля, на территории Кремля, Каляев все-таки бросил бомбу.
А вот довольно любопытные характеристики, которые дает Савинков двум революционерам-террористам, Каляеву и Сазонову:
«Сазонов был социалист-революционер, человек, прошедший школу Михайловского и Лаврова, истый сын народовольцев, фанатик революции, ничего не видевший и не признававший кроме нее. В этой страстной вере в народ и в глубокой к нему любви и была его сила. Неудивительно поэтому, что вдохновенные слова Каляева об искусстве, его любовь к слову, религиозное его отношение к террору показались Сазонову при первых встречах странными и чужими, не гармонирующими с образом террориста и революционера. Но Сазонов был чуток. Он почувствовал за широтою Каляева силу, за его вдохновенными словами – горячую веру, за его любовью к жизни – готовность пожертвовать этой жизнью в любую минуту, более того, – страстное желание такой жертвы. И все-таки, в первый из наших харьковских дней, Сазонов, встретив меня в Университетском саду, подошел ко мне с такими словами:
– Вы хорошо знаете «Поэта»? Какой он странный.
– Чем же странный?
– Да он, действительно, скорее поэт, чем революционер…»
Факт: двое совершенно разных людей объедены одним общим делом. То есть если бы не революционный террор, Сазонов и Каляев никогда не нашли общего языка.
В романе Кина «По ту сторону» Бейзас и Матвеев – та же самая ситуация. Когда Матвеева ранят, он остается в полном одиночестве, потому что негоден для «дела». Нет, товарищи не оставляют его совсем, но Матвеев страдает именно от одиночества. А пытаясь доказать свою способность к борьбе – он гибнет с бесстрашием достойным христианского мученика. Но отдать свою жизнь только за то, чтобы доказать, что ты все-таки способен к борьбе – мало. Нужна еще вера.
В «Степи» Чехова мы видим, что семена уже брошенные в землю: Соломон яростно отрицает веру своих отцов, у него она «другая». А Дымова, который еще хотя и может повиниться перед обиженным мальчишкой («На бей!») или «затянуть какую-то жалобную песню», спокойно рассказывает об убийстве купцов и сам, без нужды, убивает ужа. Дымов – вне веры, она только прикасается к его душе и сердцу и тут же уходит от этой «скуки». Я уже говорил, что между двумя этими персонажами – Соломоном и Дымовым – казалось бы, нет ничего общего. Но сила, способная объединить их все-таки нашлась… Если общество людей сравнить с каменной стеной, то февральская революция 1917 года сначала ударила по ней кулаком. Позже, по той же стене били уже растопыренными пальцами, ломая и выворачивая их и не потому что появились «красные» и «белые» и полилась кровь, а потому что время морально лживых «утешений» Савинкова прошло.