Уже все загородки в ресторане были заняты, причем большинство посетителей, судя по физиономиям, было европейцами. И только в загородке напротив расположилась турецкая семья. Отец — ярко выраженный брюнет, его жена — женщина неопределенного возраста в хиджабе и маленький мальчишка лет шести-семи.
— Это курды, — пояснил Фарук, увидев интерес Расима к этой троице.
— Вы продолжаете изучать Ахундова? — вдруг спросил Расима Эрдемир.
— Нет, та конференция, на которой я познакомился с Фаруком, была последней. В аспирантуру я не поступил, а потом и от языкознания отошел.
— И чем вы сейчас занимаетесь? Бизнесом?
— Вряд ли это можно назвать бизнесом. Я работал в туристической фирме.
— Почему работал, вы оттуда уволились?
— Нет, но после того, как я задержусь в Турции, хозяин может меня уволить.
— Будем надеяться на лучшее, — сказал Эрдемир.
— Будем, — согласился Расим.
— Меня все же интересует, почему вы выбрали предметом своего исследования Ахундова?
— Наверное, потому, что поэты-материалисты в Советском союзе были более известны, чем все другие поэты.
— Да, да, — вмешался в разговор Фарук. — В СССР, например, был очень популярен Омар Хайям. Его даже считали первым персидским поэтом. Хотя в иерархии поэтов Персии у него далеко не первое место.
— Он тоже был материалистом? — спросил Эрдемир.
— Нет, — ответил Фарук, — он часто использовал образ и символ вина, и в СССР полагали, что он пьяница, а значит, свой человек, родственная душа.
— Родная душа, — автоматически поправил Фарука Расим.
Эрдемир посмотрел на Фарука так, как смотрит кот на прохожего, помешавшему ему ловить птичку.
— Вам рекомендовали его? — снова спросил он Расима.
— Нет, но объяснить это, скорее всего, можно тем, что Ахундов стоял ближе всех на полочке у научного руководителя. А студенты, как губки, вначале впитывают то, что им дают профессора.
— А потом?
— Потом, все зависит от студента и обстоятельств. Если бы я остался в аспирантуре, то, наверное, продолжил исследовать и Ахундова, и восточную литературу. Но судьба, да и все что произошло в СССР, привели меня на ниву туризма, — произнес Расим, удивляясь тому, что под влиянием общего стиля разговора сам перешел на газетные обороты.
Официант принес кебаб. Какое-то время все были заняты его поглощением.
— И вас устраивает ваше сегодняшнее положение? — спросил Эрдемир, справившись с содержимым своей тарелки.
— В каком смысле?
— В смысле того, что ты не стал профессором, уважаемым человеком, а вынужден работать в турфирме.
«Ага, ему надоел этикет, и он перешел на “ты”», — подумал Расим, а вслух произнес:
— Знаете, в начале девяностых у нас кардинально сменились социальные ориентиры. И профессор в отличие от Каморканы, а может и Турции, у нас не столь уважаемый человек. В Минске часто рассказывают анекдот о том, как один старичок попал в вытрезвитель…
Эрдемир бросил удивленный взгляд на Фарука, тот быстро нашелся и пояснил: в полицию нравов.
— Так вот, — продолжил Расим, — ведут старичка в это заведение, а он кричит: «Козлы, вы знаете, кто я такой? Я мясник с центрального рынка!» Утром приходит его жена. И ей говорят: «Забирай своего мясника». А она отвечает: «Да не мясник он, не мясник. Он — профессор из университета. Но как выпьет, так у него мания величия проявляется».
Обычного в таких случаях взрыва смеха, который был бы в Минске, Расим не услышал и еще раз убедился в том, что выросшие в разных культурах люди воспринимают только то, что могут понять. А точнее то, что может огорчить их или порадовать. Рассказанное Расимом не относилось ни к первому, ни ко второму.
Эрдемир, сознавая, что не понял смысла анекдота, закашлялся, а потом произнес:
— Значит, своим положением ты доволен?
— Я никогда не жалуюсь на жизнь, — сказал Расим, его стали раздражать попытки собеседников пожалеть его.
— Ну что ж, правильно, — сказал Эрдемир, — не нам вмешиваться в судьбу, на все воля Аллаха.
Виктор Сергеевич
Таксист отвез его в отель «Halekulani». Виктор Сергеевич знал, что на Западе не принято приезжать в отель, не заказав предварительно номер. Но у него не было другого выхода. Ему нужно было поселиться именно в «Halekulani».
Уже на подлете к аэропорту он видел с борта самолета изумительной красоты океан, белые песчаные пляжи, ряды широколистых пальм вдоль автострад. Металлический голос стюардессы прочитал на трех языках информацию о территории, куда вот-вот должен был приземлиться самолет. Из нее Виктор Сергеевич понял, что всех прибывших тут ожидает рай земной, комфорт и высочайший уровень обслуживания, а также — мемориальный комплекс Перл-Харбор, аквариум Ваикики и царский дворец девятнадцатого века.