«Получив сведение, что войска мятежников расположены двумя отрядами, — первым при Остроленке, Пултуске и Рожанах, а другим и главнейшим около Минска, Калушина и Владиславова, я решился двинуться всеми силами к Бугу, в направлении в Вышкову, чтобы, по переходе реки сей, разделишь армию мятежников на две части, и, оставя отряд генерал-майора Мандерштерна в Ломзе для наблюдения левого фланга, со всеми прочими силами стараться отрезать мятежникам отступление правого их фланга в Варшаве».
Это выходка для жоминистов. Дибич хотел показать ею, что и он умеет, подобно Фридриху, Наполеону и Суворову, пользоваться внутреннею линиею, во на деле этого не было, и слава Богу! ибо этот план не мог быть приведен в исполнение. Чтобы избирать род действия, предметом коего служит разделение неприятельской армии на двое, необходимо следует достоверно узнать, точно ли расположение её тому способствует; если слухи справедливы, то не ползти и не останавливаться на пути, а бежать, лететь, бросаться стремглав на избранный предмет действия, потому что операция такого рода более других требует быстроты и внезапности. В этом случае, если бы известие о размещении польской армии, подученное Дибичем, и не подлежало сомнению, то было безрассудно следовать со всею армиею по местности лесистой между Бугом и Наревом, едва прорезанной кое-где узкими дорогами и тропинками и, в то время года, еще заваленной снегами; неприятель между тем мог удобно двинуться по широким и удобным шоссе, соединяющимся у пражского укрепления пред Варшавою. При первом известии об этом движении, неприятель мог весьма спокойно отойти по обоим шоссе и сосредоточиться у Праги, прежде чем армия наша успела бы сделать два перехода по затруднительной местности. Положим однако, что препятствия эти не устрашили Дибича, что он решился преодолеть их, во что бы то ни стало, и предпринять движение, требующее быстроты и внезапности; он двинулся и вдруг… что же пишет? «в течении дневки, которую имела армия».... Как, дневки?! В операции, к которой всякий шаг вперед, всякий час, всякая минута так дороги, полководец, предпринявший ее, решается остановить армию
для дневки? Но что тому причиною? Послушаем еще самого Дибича: «как для необходимого отдыха войск, так и для снабжения оных новыми продовольственными припасами». Право не знаем, какое имя дать подобной наглости в отношении к правительству? Да чем же главнокомандующий занимался в течении полуторамесячного пребывания своего посреди армии в Белостоке? Не устройством ли в окрестностях этого города и в Бресте магазинов, ежедневно наполняемых подвозами из литовских губерний, и образованием армии, по мере прибытия в её состав войск из России? И когда войска, составлявшие армию, подкрепили себя, первые — десятидневным, а последние — пятидневным отдохновением, когда магазины наполнились по крайней мере двух-недельною пропорциею провианта, когда, сверх того, большое количество запасов роздано было войскам: сухарей на три дня в ранцы и на десять дней в фуры, тогда Дибич двинулся и, после двух переходов, снова остановился, как для необходимого отдыха войск, так и для снабжения оных новыми продовольственными припасами! И где же? В земле, на коей оставлены были огромные магазины неприятельские; в земле, противу нас восставшей и изобилующей всеми родами съестных припасов; на шестисуточном расстоянии от неприятеля и, имея с собой одиннадцатисуточный запас продовольствия! Если это называется воевать, то как назовем мы походы фридриховские, наполеоновские, суворовские и предшествовавших им полководцев? Дошли ли бы до нас имена Александра, Аннибала и Цесаря, если б на каждом втором переходе они, имея при себе достаточное количество провианта, останавливали войска свои для отдохновения и ожидания подвозов с пищею в краях, ею изобилующих?