— И куда все прут?
«Но если водитель разрешает ехать стоя, то пусть едут, — молчу я. — В конце концов, никто не виноват, что за два дня до рейса билетов уже не было. Лето на улице!»
— От этих каникул, отпусков у транспортников одна головная боль. Больше ничего! — вздыхает кондукторша и продолжает: — Хоть бы автопарк обновили, а то автобусы на ходу сыплются. Никто о людях думать не хочет.
В салоне весело. Большая компания едет со свадьбы. Гитара, водка, песни, воспоминания.
— Я все никак понять не могу, почему Андрюха на такой старой женился? — кричит сосед рядом, поворачиваясь к девушке на заднем сиденье. — Он че, совсем офигел? Сколько ей там? Тридцать четыре? А ему двадцать три, прикинь? Это же почти пенсионерка! Нет, я, конечно, понимаю. Дом, всем обставленный, дача, машина и все такое. Но ведь могли и так жить! Зачем позориться-то на всю округу? Вон сколько молодых баб кругом! И образованных, и при деньгах, и вообще разных!
Девушка с заднего сиденья отвечает, что у них большая любовь…
— Какая может быть любовь в наше время, — возражает мой сосед, — день прошел — и ладно! А с чем едят любовь — не знаю, не знаю…
Автобус проезжает мимо укрытых туманом полей, стогов сена, мелких речушек, березовых рощиц и застенчивого утреннего солнца. Почему-то становится грустно. Природа просыпается, а я еду, еду. Нет бы остановиться, задержаться и медленно пройтись, можно даже босиком, по сочному от росы полю, послушать кукушку. Говорят, в жизни есть две главные книги: Библия и природа; так вот вторую я в этом году еще не открывала.
В салоне все бурно обсуждают прелести навороченного джипа, который может проехать даже по топким болотам.
Автобус гудит, как осиное гнездо.
Почему-то людям нет никакого дела до утренней природы, они с нетерпением ждут, когда наконец окажутся на станции, где можно будет немного передохнуть и… снова пойти по жизни, возможно, с ношей, куда ж без нее.
Бегом-бегом по скрипящему гравию я тороплюсь на поезд. Все мои надежды сейчас вложены в бледно-оранжевый билет, который дает право прибыть сегодня же в относительно цивилизованный таежный поселок.
У меня в запасе полторы минуты или девяносто секунд. Поезд медленно трогается с места. Я с разбега падаю голыми коленками на гравий, вою от неимоверной боли, но тут же быстро вскакиваю и на ходу запрыгиваю в свой вагон…
Каждый раз в дороге я прихожу к такому выводу: человек — это так много! Это первый крик, шаги по росе, сердечная молитва, новые дома, уютные дворики… Хорошие законы, посаженные нами деревья, маленькие дети, полевые и садовые цветы, моря и горы… И это все Ты — человек, то есть Я.
В дороге возникает удивительное чувство причастности к бегу жизни, к ее сумасшедшему ритму. И пусть сосед напротив думает, что я тупая курица или обычная авантюристка. Пусть криво улыбается проводник, но я-то кое-что знаю, а потому могу прыгать на ходу в поезд. Более того, не боюсь пропустить главный поезд в своей жизни.
За окном болота и карликовые березки. Я осторожно смазываю разбитые колени йодом и морщусь от боли.
— Девушка, хотите соку? — предлагает попутчица. Моя улыбка, видимо, располагает ее, и она рассказывает: — Я совсем одна… Как разошлась шесть лет назад со своим, так никого больше и не было. А главное — не хочу! Как погляжу, как живут вокруг, так и даром мне никого не надо. Какой-то слабый мужик нынче пошел, прям как после мировой войны. Кто бы знал, каково это женщине быть одной.
Колени нестерпимо болят, я пытаюсь заснуть и сквозь сон слышу, как моя соседка уже разговаривает с другой женщиной.
— Сейчас на перроне все пассажиры с окошек машут провожающим, а мне некому. Разве что папе на кладбище… Я-то еще молодая, тридцать девять нынче стукнуло. Сил во мне, энергии — ого-го! А кому оно надо? По хозяйству бегаю туда-сюда, все что-то делаю, суечусь. Вон, морошки нынче сколько. Бери — не хочу. Я насобирала полтора ведра, да куда мне одной столько? Наморозила, конечно, варенья наварила. Оно оранжевое, необычное, вроде как апельсиновое смотрится.
…Я просыпаюсь, когда в вагоне уже никого нет.
На вокзале продают много вяленой и копченой рыбы местного улова, но мне сейчас не до нее. Спешу в речной порт.
Через двадцать восемь минут с пристани отплывает мой теплоход. Медлить нельзя, другой будет только на следующей неделе; такси на предельной скорости везет меня на другой конец поселка к причалу.
В кассе я покупаю билет последней. Лечу на пристань. Улыбаюсь неестественно тонкобровой капитанше и вхожу в пассажирскую каюту. Короткие железные ступеньки и высокие каблуки. Класс! Как только я плюхаюсь на свое место, тут же начинает гудеть мотор, волны изо всех сил бьются о пристань, а теплоход медленно делает поворот и берет курс на север.