Весь день диверсанты не отрывались от биноклей. Дорога около моста восточное Талаверы была перед ними как на ладони. С гор хорошо видно, что колонны грузовиков и многие легковые машины проходили мост без остановки.
Итак, способ проникновения на мост ясен. Но как взорвать мост, проносясь по нему?
Пока прикидывали, как лучше поступить, на дороге показался грузовик с кухней на прицепе. Водитель охотно остановился, чтобы ответить на вопрос "господ офицеров". Рядом с ним сидел повар.
-- Что в котле? -- спросил Рубио.
-- Суп.
-- Выливай его к чертовой матери. Найдется другая начинка...
Пленных связали, заткнули им рты и уложили отдыхать по разные стороны дороги. Пристроившись в хвост вражеской автоколонны, кухня спокойно приблизилась к цели, въехала на мост. И вдруг на самой его середине отцепилась от тягача.
Прицеп загораживал движение, и часовой бросился, чтобы оттащить его к перилам. Он сразу, как видно, почуял неладное: из котла кухни пахло не бараниной, а горящим бикфордовым шнуром. Бывалым солдатам этот запах хорошо знаком, а часовой, несомненно, был из их числа. Он не потерял самообладания, попытался сбросить прицеп с моста. Но одному это оказалось не под силу. Стал звать на помощь водителей. Однако ни водители, ни другие солдаты из охраны моста не успели понять, в чем дело. Высоко взвилось пламя, прогремел взрыв. А злополучный грузовик, потерявший прицеп, успел тем временем бесследно исчезнуть...
Да, наши подрывники научились умело действовать на коммуникациях врага. Весной и летом 1937 года они не зря получали одну благодарность командования за другой.
Тревожные вести с Родины
В двадцатых числах июня я возвратился из Хаена и зашел к нашему военному советнику Кольману.
Поговорили о том о сем. Я заметил, что Кольман мнется, словно хочет и не решается сказать о чем-то потаенном.
-- Что случилось? -- напрямик спросил я.
-- Ты давно не читал газет?
-- Где же я мог их читать?
-- А радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?.. Кольман огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают.
-- Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром... Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.
-- Что?!
Кольман подал еще одну газету за 13 июня:
-- Вот здесь...
Строчкипрыгали у меняпередглазами:
"... Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и изменников к высшей мере наказания -- расстрелу. Приговор приведен в исполнение. "
Как наяву, я увидел перед собой лицо Якира:
-- Вам поручается важнейшее партийное дело, товарищ Старинов. Надеюсь, вы оправдаете наши надежды...
Увидел лес под Олевском. Аэродром под Харьковом. Ночные учения, где Якир с гордостью говорил о советской военной технике.
Этот человек -- предатель и изменник?!
А маршал Тухачевский -- бонапартист?!
Эйдеман, Уборевич, Примаков, Путна -- прославленные герои гражданской войны -- и все они тоже враги народа?!
Кольман осторожно взял у меня газету.
-- Как же это? -- только и мог выговорить я.
-- Чудовищно, -- согласился советник. -- Невозможно поверить. Но ты же видел...
-- А какая им была корысть предавать Советскую власть? Власть, которую они сами устанавливали?! За которую кровь проливали?!
-- Тише... Конечно, дикость какая-то... Сам не понимаю, на что они рассчитывали... Что им могли дать капиталисты?
-- Ничего! Их бы первыми расстреляли, попадись Примаков или Якир в лапы фашистам.
-- Видишь, пишут о попытке захвата власти...
-- Так они же и были властью!
-- Тем не менее -- факт налицо...
Да^ чудовищный факт был налицо. И Кольман и я не могли не верить Сталину, не верить суду.
Не могли не верить, а в сознании не умещалось случившееся...
Читая в газетах, что Вышинский награжден орденом Ленина "за укрепление социалистической законности", натыкаясь на имя Ежова и на карикатуры, изображающие ежовые рукавицы, в которых корчатся враги народа, я испытывал острые приступы тоски,
Ни на минуту не забывалось, что работал с Яки-ром, что неоднократно сопровождал Примакова и Тухачевского.
"А что ответишь ты, когда спросят, знал ли Якира и Примакова? Что ждет тебя по возвращении на Родину? -- не раз спрашивал я самого себя. -- Что ответишь? "
-- Ты что-то плохо выглядишь, Рудольфе! -- встревожился Доминго. -Устал?
-- Да, друг. Устаю...
Что еще мог я ответить капитану?
Несчастный случай
Судьба слишком долго баловала диверсантов, чтобы не сделать в конце концов один из тех подарков, которые ей лучше было бы держать при себе.
Суеверия тут ни при чем. Работать нам приходилось в основном с динамитом, а он даже в мирных условиях способен преподносить горькие сюрпризы. Может взорваться от первой искры, от первого сильного удара.
Но вот, поди ж ты, у нас он пока ни разу не безобразничал.
Под Теруэлем, в Альфамбре, Пеле попал с динамитом под бомбежку, но успел вывести машину из деревни. Динамит не взорвался, хотя одна из фашистских бомб упала слишком близко.
Там же, в Альфамбре, я как-то застал бойцов, мирно покуривающих на ящиках с динамитом, придвинутых вплотную к камину. Тоже пронесло!
В Хаене мы хранили динамит под кроватями моей переводчицы и Розалины. В соседней комнате однажды взорвался примус. Струйки горящего керосина протекли по полу и в женскую спальню. Но Анна и Розалина успели набросить на пламя свои одеяла.
Наши машины с динамитом неоднократно бывали под обстрелом. Подрывники, переходя линию фронта, тащили динамит в заплечных мешках. И все как-то обходилось!
А вот под Сарагосой не обошлось.
Я был на командном пункте пехотного батальона --готовил к вылазке в тыл врага группу лейтенанта Па
дильо. На нескольких участках переправлялись другие группы.
Падильо уже завязывал свой вещевой мешок, когда мы услышали глухой взрыв в той стороне, где должна была действовать группа, перебрасываемая нашим начальником штаба Иличем.
Мы кинулись к месту взрыва. Там уже суетились санитары.
Шальная пуля угодила в вещевой мешок с динамитом, прилаженный на плечи одного из бойцов.
Несчастного минера разнесло в клочья. Еще трое были тяжело ранены. В их числе оказался и капитан Илич.