— Здо€рово! — с порога закричала она. — Ничего-о квартирочка! Симпатичная! Сколько метров-то? А балкон есть? А антресоли? Поря-я-ядочек! Коридор что надо! Даже больше, чем у нас! А кухня где? А комнаты? Чего стоишь! Давай показывай! На новую квартиру переехал и развоображался!
— Перестань, — сказал Павлик. — Что ты раскричалась? Квартира как квартира, ничего особенного. Идём, я свою комнату покажу.
Они вошли в комнату Павлика, и Люська просто остолбенела от восторга.
— Ух ты! У тебя теперь свой стол письменный! А картинку эту кто рисовал? Вот эту, с цветочками? Ми… тюш… кин… Гляди-ка, Митюшкин! Здорово рисует, мне бы так! А тётя Марина где? На работе?
— На работе, — сказал Павлик.
— А чего мы делать будем?.. Да, совсем забыла, я же тебе подарок на новоселье принесла!
Люська раскрыла грязноватый кулак и протянула Павлику покарябанную и потёртую металлическую пуговицу.
— Старинная! Даже вроде золотая! Гляди, как блестит! Я её на улице нашла, в луже валялась. Как раз для твоей коллекции!
— Спасибо, Люсь, — вежливо поблагодарил Павлик. — Но только она вовсе не старинная. Для коллекции не подойдёт.
— Неужели не подойдёт? Жалко! — огорчилась Люська. — Ну ничего, я тогда её тёте Марине подарю, пусть пришьёт куда-нибудь… Так. Квартиру мы новую осмотрели… Что теперь делать будем? Может, в пуговицы поиграем?
— Давай! — обрадовался Павлик.
В пуговицы он всегда играл с удовольствием.
Дело в том, что у Павлика был целый мешочек настоящих старинных пуговиц. Да-да, тот самый, что лежал теперь на подоконнике!
Старинные пуговицы достались Павлику от дедушки, дедушке от прадедушки, который собирал их, когда был ещё гимназистом.
Пуговицы были тяжёлые, круглые, с двуглавыми орлами и с коронами… Павлик их обожал. Ему никогда не надоедало любоваться ими, пересыпать, пересчитывать, раскладывать кучками, рассматривать в увеличительное стекло и даже пробовать на зуб.
Пуговицы были гордостью Павлика. Каждый день он тёр их тряпочкой и чистил мелом, чтобы блестели. Ему нравилось представлять, будто нашёл он их на необитаемом острове, в сырой, мрачной пещере, где вниз головой висят летучие мыши, где с потолка и стен с тихим стуком капает вода, где темно и страшно, где длинные сталактиты протягивают колючие белые руки, а посередине, в углублении, таится ржавый от времени ящик, доверху наполненный драгоценными пуговицами, награбленными пиратами.
Глава 8
Итак, Павлик взял с подоконника заветный мешочек и высыпал пуговицы на стол. Они засияли матовым блеском.
В комнату вошёл кот Тимофей, поглядел зелёными глазами на склонившихся над письменным столом ребят, лениво направился к ним, разлёгся на ситцевом мешочке и принялся наблюдать, как Люська и Павлик азартно раскладывали старинные пуговицы кучками.
— Пусть эта твоя будет, а эта моя! — говорила Люська. — Слушай, Павлик, а ты чего больше всего на свете любишь? Я знаешь чего? Торт со взбитыми сливками! А ты?
— А я сливочные помадки с цукатами, — сказал Павлик, но тут же понял, что этого говорить не следовало.
— Ну во-о-т, так и зна-а-ла! — презрительно протянула Люська. — Он сливочные помадки, видите ли, любит! Какой же ты брат после этого? Вот у Вальки Сергеевой брат, это я понимаю! — больше всего на «мёртвой петле» любит кататься! Сорок раз подряд прокатиться может!
— Я тоже могу, — помрачнел Павлик.
— Ой, держите меня, может! А кого после первого тошнить стало?
— Я не виноват, что меня тошнить стало. Я ведь не струсил! Ты что, мне не веришь?
— Ладно уж, чего там… — Люська потянулась и почесала худую загорелую ключицу. — А здорово всё же в пуговицы играть! Слушай, Павлик, если бы это не пуговицы, а золотые монеты были, ты бы что купил? Я бы, лично, велосипед и тыщу зелёных стеклянных шариков!
— А я бы лошадь, — сказал Павлик, стараясь хоть на этот раз не ударить лицом в грязь.
— Здорово! И я бы лошадь! — обрадовалась Люська и задела клетчатым рукавом пуговицы, и они звонко посыпались на пол. — Я бы на лошади, как Елена Петушкова скакала — гоп, гоп, гоп! Знаешь, какая я храбрая!
— Не хвались, я тоже храбрый…
— Да какой ты храбрый! Только на диване валяться умеешь! Вот у Тоськи Тарелкиной брат — это я понимаю! — храбрый! На него в тёмном переулке два хулигана напали, он одному — раз! Другому — раз! Всех раскидал!
— И я бы раскидал, — сказал Павлик. — Не побоялся бы я твоих хулиганов.