– Слушайте! – обращаясь к главе города, преданно ища глазами его глаза, возмущенно воскликнул тот, что предъявлял ультиматум. – Ведь они нас оскорбляют! Забава палача, видите ли!
Глава города дал ему заглянуть себе в глаза и перевел взгляд на Магистра.
– А хоть и катаньем! – сказал он. – Именно катаньем, очень верно. Потому что никакое метро нашему городу не нужно. Во всяком случае, сейчас и в обозримом будущем. Хотите строить – ну стройте! А уж каким образом будете строить – полностью ваше дело. Наше – наше, а ваше – ваше. Пятьдесят процентов – это по-божески.
– Если вы считаете, что метро не нужно, зачем же давали тогда сообщение в газете? – спросил я.
– Вот и плохо, что дали, – бесстрастно отозвался глава города.
– Но почему-то же дали? – снова спросил я.
– Почему-то дали, – бесстрастным эхом откликнулся глава города.
– Так почему?
– Давайте без ненужных дискуссий – не удостаивая меня больше ответом, сказал глава города. – Вскрылись громадные производственные резервы, и мы не можем, чтобы они пропадали впустую. Решение окончательное и обсуждению не подлежит.
Волхв, сидевший всю эту пору молча, рассмеялся.
– Ай-я-яй! – сказал он. – Эк вы блефуете: на руках шестерка, а пытаетесь сдать за туза. Никакое ваше решение не окончательное, вы вынуждены считаться с нами, оттого и приехали. Оттого и таким вот обширным составом, – повел он руками вдоль их ряда напротив нас. – Тактика запугивания? Странно. Вы же знаете, что вам это не удастся, Впрочем, еще и прискорбно. Не хочется вам строить метро! Никак не хочется! Ладно, устранились. Нашлись люди, которые взвалили на себя это дело. Так отойдите в сторону, палки-то в колеса зачем же вставлять?
Волхв умолк, и глава города, не помешавший его речи ни единым словом, ни единым движением, сказал, морщась, будто от кислого:
– Дебаты снова навязываете. Не будет вам никаких дебатов. Не согласитесь на отчисления, мы найдем способы вас заставить.
– Ту же электроэнергию – возьмем и отключим, – вставился один из приехавших, до этого момента не произнесший ни звука.
– Да, ту же электроэнергию, – подтвердил глава города. – Много способов, о чем говорить.
Рослый изо всей силы ударил кулаком по столу:
– Монстры! Вы же монстры! Сосете кровь, и все вам мало: вот бы еще одну жилку перекусить!
– Ну, это вы позвольте! – закричал тот, что уже говорил эту фразу. – Это вы позвольте!
– Да ведь они же нас оскорбляют! – воскликнул и тот, что уже восклицал так, снова преданно ища глаза главы города.
– Они будут думать, – поднимаясь, проговорил глава города. – Такие дела с бухты-барахты не делаются. Подумайте, – поглядел он на Волхва. – Хорошенько подумайте.
Они ушли, профырчали моторами, бешено прокрутились колесами, трогаясь с места, их черные лакированные зверюги и укатили, а мы вернулись от оконец вагончика к столу, обменялись мнениями и решили безоговорочно: нет, никаких уступок, этого только не хватало!
И еще решили: об ультиматуме должны узнать все. Прямо сейчас. Чтобы разъярились. Пусть тогда попробуют свои способы… перед яростью все бессильно, пусть попробуют!
Вечером я не пошел на наше ежедневное заполночное бдение над инженерной документацией – я гулял с Веточкой.
– Я соскучилась, – сказала она, вызвав меня из вагончика, глядя в глаза с лукавым своим, жадным сиянием.
Мы виделись два дня назад, когда она, пропуская занятия в институте, работала на стройке; снова прийти собиралась только через неделю, тогда мы и должны были свидеться.
– Я соскучилась, – повторила она с требовательной лукавой покорностью, и попробовал бы кто отказать ей в ее желании, а мне и не нужно было отказывать, я сходил с ума уже от одного лишь сознания того, что увижу ее только через неделю.
Я сходил с ума от ее глаз, от ее радостной, открытой улыбки, от того, какая она тоненькая, хрупенькая – впрямь веточка, – но с характером при этом – ого: решительным и твердым, что сталь.
– Ну? Рассказывайте, – сказала она, искоса снизу заглядывая мне в лицо своим лукавым сиянием. – Что сделали за это время? Какие новости?
Она обращалась ко мне на «вы». Мне уже было двадцать пять, а она лишь недавно закончила школу, ей только подходило к восемнадцати, и я казался ей ужасно взрослым.
– Ага. Так вот прямо взять и рассказывать. Все равно как с трибуны.
– Ой, мне хочется послушать вас. Мне так нравится, когда вы говорите, – сказала она.
Боже, кто б устоял перед нею? А может, и устоял бы? И дело просто в том, что нашим душам изначально было уготовано потянуться друг к другу при встрече: ей – открыться мне с этой вот безоглядной светящейся прямотой, а мне – не устоять?..