— Г. Судья!
— Что вамъ угодно?
— Я имѣю залоба на моя зона Перле.
— Подавайте прошеніе.
— Г. Судья, я не умѣю писать.
— Попросите кого-нибудь написать.
— Я бѣдный, г. судья. Позволяйте мнѣ разсказать.
— Говорите.
— Я имѣю залоба на своя зена Перле…
— Въ чемъ состоитъ ваша жалоба?
— Жена моя Перле не хоцетъ ходить… да, ходить не хочетъ…
— Говорите яснѣе, куда ходить не хочетъ?
— Въ воду, г. судья, ходить не ходетъ.
— Въ какую воду?
— Обыкновенно вода, дто при банѣ.
— То есть, въ баню ходить не хочетъ, что-ли?
— Ахъ нѣтъ, г. судья, на цто мнѣ баня?
— Что-же вы хотите?
— Я ходу чтобы моя зена, Перле, пошла въ колодязь[88] по закону.
Всеобщее ложное понятіе о назначеніи новыхъ судовъ привилось, конечно, и къ той средѣ, гдѣ подвизалась моя недовольная, оскорбленная супруга. День и ночь разсказывались танъ разныя сказки о чудесахъ премудрости новыхъ судей, о соломоновскихъ рѣшеніяхъ, о томъ, что наконецъ наступило безграничное царство правды. Моя жена и услужливыя ея кукушки мотали себѣ на усъ и съ нетерпѣніемъ ждали открытія въ нашемъ краю гласнаго суда.
— Погоди ты у меня. И моя пора наступитъ; и на моей улицѣ будетъ праздникъ! угрожала мнѣ жена.
— Хорошо, обожду, улыбался я.
— Смѣйся, смѣйся; скоро заплачешь ты у меня!
— Будто?
— Да. Увидишь, что судъ тебѣ запоетъ!
— Какой-такой судъ?
— Новый гласный судъ.
— Что-же ты съ нимъ дѣлать станешь, съ новымъ судомъ?
— Такихъ, какъ ты, въ арестантскія роты ссылаютъ, даже въ Сибирь. Да!
— Неужели-же ты будешь такъ жестока, что запрячешь меня въ Сибирь? меня, несчастнаго отца твоихъ бѣдныхъ дѣтей? продолжалъ я шутить.
— Нѣтъ тебѣ пощады. Вотъ что.
— Кто-же васъ кормить станетъ, когда меня сошлютъ?
— Мнѣ передадутъ всѣ твои дѣла, все твое состояніе. Мнѣ и такъ половина слѣдуетъ по закону.
При этомъ, безграмотная моя жена комично цитировала законы и приводила меня въ изумленіе своими юридическими познаніями. Очевидно, находились добрые люди, безвозмездные наставники.
Наконецъ, былъ открытъ и у насъ новый судъ. Я радовался этой благодѣтельной реформѣ на равнѣ со всѣми соотечественниками, на практикѣ извѣдавшими всю прелесть старыхъ судебныхъ порядковъ. Но еще болѣе моего радовалась моя озлобленная жена, смотрѣвшая на новый судъ, какъ на своего Мессію.
Евреи и еврейки, особенно въ свободные субботніе и праздничные дни, запружали камеры мировыхъ судей и залу окружнаго суда. Нѣсколько мѣсяцевъ сряду только и было говору, что о судебныхъ рѣшеніяхъ. Рѣшенія эти критиковались, обсуждались, выхвалялись или порицались. Самые рьяные посѣтители судовъ обоего пола принадлежали къ безкорыстнымъ друзьямъ моей жены и, разумѣется, къ врагамъ моимъ. Любовь къ скандальной новости побуждала этихъ добрыхъ людей настраивать свою послушную шарманку на новый ладъ. Благодаря разнымъ наущеніямъ, жена моя задрала носъ и ввела такой новый тонъ въ своихъ отношеніяхъ со мною, что у меня прошла всякая охота шутить.
— Послушай, не вытерпѣлъ я однажды. — Выбрось ты эту дурь изъ головы. Силой никого любить не заставишь. Или живи мирно, по прежнему, или-же разведемся окончательно. Я и безъ суда готовъ тебя такъ обезпечить, чтобы ты во всю жизнь ни въ чемъ не нуждалась, даже такъ, чтобы ты могла вступить въ новый бракъ, если пожелаешь.
— Съ чего ты взялъ, что я хочу тебя заставить меня любить? Я сама тебя ненавижу.
— Чего-же ты добиваешься?
— Я твоя законная жена, и ты долженъ быть законнымъ моимъ мужемъ.
— Какъ? Я тебя не люблю, а ты меня ненавидишь и, послѣ всего этого, ты все-таки требуешь, чтобы я былъ твоимъ законнымъ мужемъ?!
— Да, требую; и тебя заставятъ.!
— Заставятъ? Кто?
— Судъ заставитъ тебя. Мы, слава Богу, не въ безсудной землѣ живемъ.
— Какъ-же судъ умудрится это сдѣлать?
— А какъ судъ сажаетъ въ острогъ, или ссылаетъ въ Сибирь?
— Такъ ты полагаешь что, при барабанномъ боѣ, судъ препроводитъ меня по этапу въ твои объятія.
88
По прошествія менструаціоннаго періода, въ которомъ супруги должны жить въ полномъ отчужденіи другъ отъ друга, еврейскія женщины очищаютсявъ бассейнахъ (микве), имѣющихся при всякой общественной банѣ, при синагогѣ.