Комната была довольно обширная. Куча гостей состояла изъ пожилыхъ мужчинъ, расхаживавшихъ по комнатѣ и толковавшихъ о коммерческихъ удачахъ и неудачахъ. Ежеминутно дверь растворялась, чтобы впустить новую личность; съ каждой минутой толпа густѣла. Наступали поздніе сумерки. Въ комнатѣ темнѣло. Воздухъ дѣлался все болѣе и болѣе спертымъ и удушливыхъ.
Хозяинъ собственноручно внесъ двѣ сальныя копеечныя свѣчи въ большихъ неуклюжихъ серебряныхъ подсвѣчникахъ.
При тускломъ свѣтѣ неразгорѣвишхся свѣчей, раби Давидъ замѣтилъ множество лицъ изъ бывшихъ въ синагогѣ во время осужденія моего отца. Въ углу комнаты стоялъ большой сосновый столъ безъ скатерти, на которомъ красовались штофы и бутылки, а между напитками были разставлены тарелки съ солеными огурцами, пшеничными лепешками я тому подобными лакомствами. Ждали старшихъ.
Наконецъ старшіе явились. Плавно выдвинулся тощій, подслѣповатый, сгорбившійся, нечесаный раввинъ въ своей хвостатой собольей шапкѣ, въ длинномъ кафтанѣ, обрамленномъ плюшемъ, съ толстою тростью въ рукѣ, равняющеюся въ длину росту ея владѣльца. За нимъ вступилъ общественный староста съ рысьими глазками и лисьей физіономіей, и еще нѣсколько второстепенныхъ свѣтилъ почетнаго кагала.
Сановники размѣстились на почетныхъ мѣстахъ, по указанію хозяина. Находившіеся гости, поочередно, подходили въ старшимъ и здравствовались самымъ почтительнымъ образомъ, послѣ чего старались захватить и себѣ мѣста, гдѣ попало.
— Любезный хозяинъ, съ чего мы начнемъ? спросилъ раввивъ съ подобострастной гримасой.
— Раби! прежде всего отвѣдаемъ настойки и закусимъ чѣмъ богъ послалъ. Милости просимъ, дорогіе гости. Раби, благословите!
Съ этими словами хозяинъ подошелъ первый къ столу, налилъ изъ штофа большую рюмку водки и поднесъ раввину.
Раввинъ прочелъ короткую молитву, отвѣдалъ немного, затѣмъ поочередно обратился въ хозяину и къ каждому изъ болѣе значительныхъ собесѣдниковъ, назвалъ каждаго по имени и каждому пожелалъ обычный «лехаимъ» (на здоровье) и отъ каждаго выслушалъ отвѣтное «лешолемъ» (на благополучіе) и въ заключеніе опрокинулъ въ ротъ содержаніе рюмки, залпомъ.
Около получаса продолжалась суматоха. Наконецъ, всѣ напиточные и съѣстные припасы были поглощены и интродукція, предшествующая каждому кагальному приговору, была выполнена. Тишина возстановилась.
— Раби! обратился хозяинъ къ раввину — сюда пришелъ какой-то незнакомый еврей, который имѣетъ дѣло въ кагалу. Выслушайте его и пусть идетъ себѣ. При обсужденіи общественныхъ дѣлъ всякій посторонній — лишній.
Раби Давидъ подошелъ съ поклономъ къ раввину.
— Кто вы и откуда? спросилъ его раввинъ, подавъ ему руку по обычаю.
— Я изъ губерніи… Мое ими — Давидъ, а фамилія — Шапира.
— Никогда не слыхалъ этого имени. Вы давно здѣсь?
— Я живу здѣсь нѣсколько уже недѣль, да и часто пріѣзжаю сюда по дѣламъ.
— Отчего же не видать васъ въ синагогахъ и почему вы не бывали на моихъ проповѣдяхъ?
— Я очень занятъ, и мнѣ мало времени остается отъ своихъ дѣлъ.
— Истый израильтянинъ по субботамъ не имѣетъ никакимъ дѣлъ и занятій, кромѣ святыхъ трапезъ субботнихъ, молитвы и служенію Еговѣ и Его святому имени.
— Это совершенная правда, раби. Но я здѣсь въ чужомъ городѣ, и не имѣю никакихъ знакомствъ.
— Знакомствъ? развѣ для дѣтей Израиля между собою нужны знакомства? развѣ мы всѣ до одного не братья? У насъ у всѣхъ одни патріархи: Авраамъ, Исаакъ и Іаковъ и одинъ Богъ-Егова, да будетъ имя Его благословенно вовѣки вѣковъ.
При этомъ, раби закинулъ назадъ голову, устремилъ свои подслѣповатые глаза въ потолку и закатилъ зрачки.
Раби Давидъ молчалъ. Онъ не хотѣлъ прерывать экстазы раввина.
— Изъ всего я заключаю, что вы, раби Давидъ, не изъ нашихъ… Вы миснагидъ, неправда ли?
— Я — еврей, служитель Еговы и, кажется, честный человѣкъ.
— Это все хорошо, но слишкомъ мало… впрочемъ, что вамъ отъ меня угодно?
— Моя просьба относится ко всему благочестивому собранію.
При этомъ раби Давидъ указалъ рукой и глазами на все собраніе.
— Все равно, говорите, сказали нѣкоторые изъ членовъ общества.
— Добрые люди! обратился раби Давидъ къ общему собранію. — Молодой человѣкъ по имени Зельманъ, изгнанъ раввинскимъ судомъ изъ города, разведенъ съ любимою женою! Егова — всесправедливъ, и раввинскій судъ, произносящій приговоръ его — судъ Господа. Не мое дѣло, да и не смѣю я, червякъ ничтожный, разбирать степень вины Зельмана и мѣру его наказанія. Убѣдился я только въ томъ, что раскаяніе этого грѣшника — искренно. Всевышній прощаетъ кающихся. Убѣжденіе это, какъ и давнее мое знакомство съ дядей осужденнаго, возбудили во мнѣ искреннее сочувствіе къ безвыходному положенію несчастнаго. Онъ опасно заболѣлъ, я его съ помощью Божіей спасъ отъ смерти. Онъ бездѣтенъ, безъ средствъ — я его принимаю въ свою семью, увожу отсюда. Просьба моя заключается единственно въ томъ, чтобы этому Зельману былъ выданъ паспортъ.