Митинг, как и следовало ожидать, разошелся, но не ранее, как тот самый чиновник устроил панику, распорядившись запереть все лавки и закрыть окна ставнями и натворив еще бог знает сколько глупостей. Я прямо в глаза заявил ему, что он идиот, отдал сержанту приказ распустить милицию по домам (но быть готовыми прибыть по первому зову) и поскакал в Ренфрью.
Там я обнаружил Моррисона в состоянии крайнего отчаяния. Он поглядел на меня из-за двери, бледный, как мел, и спросил:
— Именем Господа, скажите, они идут? Почему вы не во главе своих войск, сэр? Неужели нас всех убьют из-за вашей халатности?
Я ясно дал ему понять, что никакой опасности нет, а если даже и есть, то его место — на фабрике, а обязанность — поддерживать порядок среди своих рабочих. При этих словах он истерически засмеялся. Будучи сам недюжинным трусом, я никогда не видел такого испуганного человека, могу заявить со всей ответственностью.
— Мое место здесь, — заныл он. — Я должен защищать мой дом и близких!
— Мне казалось, они сегодня в Глазго, — сказал я, входя в холл.
— Моя крошка Элспет осталась здесь, — простонал он. — Если толпа ворвется сюда…
— О, Боже, — вскричал я, выведенный из терпения идиотами типа того чиновника и Моррисона. — Да нет никакой толпы. Все разошлись по домам.
— И вы думаете, они там останутся? — завопил Моррисон. — О, они ненавидят меня, мистер Флэшмен, будь они прокляты! Что будет, если они придут сюда? Что будет со мной и моей бедной крошкой Элспет?
Бедная крошка Элспет сидела у окна, любуясь на свое отражение в стекле и не обращая внимания на шум. При взгляде на нее мне пришла в голову превосходная идея.
— Если вы так волнуетесь за нее, почему бы вам не отослать ее в Глазго, к остальным? — спросил я, стараясь не подать виду.
— Да вы с ума сошли, сэр? Одна, на дороге, как же так?
Я выразил готовность в целости и сохранности доставить мисс к ее матушке.
— И бросить меня здесь? — возопил он. Тогда я предложил ему тоже поехать. Но старик отказался: позже я догадался, что у него в доме, по всей видимости, был тайник с деньгами.
Он еще довольно долго бурчал и охал, но в итоге страх за дочь — совершенно безосновательный в части толпы, — взял верх. И вот мы уселись в двуколку, я был за кучера. Мисс Элспет весело улыбалась при мысли о прогулке, а ее преданный папаша провожал нас последними наставлениями и испуганными воплями.
— Позаботьтесь о моей бедной крошке, мистер Флэшмен, — причитал он.
— Позабочусь, сэр, — отвечал я. И сдержал свое обещание.
В то время берега Клайда выглядели очень красиво, не то что в наши дни, когда их покрывают эти трущобы. Как мне помнится, стояла легкая вечерняя дымка, а теплое солнце клонилось к закату. Проехав милю или две, я высказал предложение остановиться и погулять среди зарослей на берегу. Мисс Элспет была не против, и, оставив пони пастись на травке, мы направились к небольшой рощице. Я предложил присесть, и мисс Элспет снова была не против, о чем мне сообщила ее благостная улыбка. Помнится, я прошептал ей на ушко пару комплиментов, поиграл с завитками волос, потом поцеловал. Мисс Элспет по-прежнему была не против. Затем я перешел собственно к делу, и непротивление мисс Элспет просто не имело границ. Даже через две недели на спине у меня виднелись отметины от ее ногтей.
Когда все кончилось, она лежала в траве, разморенная, словно приглаженный котенок, и некоторое время спустя спросила:
— Это и есть то, что наш проповедник называет «внебрачная связь»?
Я оторопел, но сказал, что да.
— Хм-м, — произнесла Элспет. — И почему он так против нее ополчился?
Смысл произошедшего дошел до меня, лишь когда мы стали собираться ехать дальше. Мне приходилось встречать недалеких женщин, и я понимал, что мисс Элспет занимает в их списке одно из почетных мест, но не допускал мысли, что у нее нет даже элементарных понятий об отношениях между людьми (хотя в свое время судьба сведет меня с несколькими замужними дамами, не имевшими понятиями о связи между играми в постели и появлением детей). Элспет просто-напросто не понимала, что между нами произошло. Ей это наверняка понравилось, но у нее не возникало даже мысли о последствиях этого события, о чувстве вины, о необходимости держать все в тайне. В ее случае невежество и глупость образовывали непробиваемый щит, отделяющий ее от мира, причем она была сама наивность.
Признаюсь, это испугало меня. Я уже представлял, как она счастливо щебечет: «Мама, ты ни за что не угадаешь, чем мы занимались с мистером Флэшменом сегодня вечером…» Не то чтобы это сильно заботило меня, поскольку после всего мне было наплевать на мнение Моррисонов обо мне, и если они не уследили за своей дочкой, тем хуже для них. Но чем меньше проблем, тем лучше: поэтому ради своего же блага ей стоит держать рот на замке.