Только что она была целехонька, а в следующую секунду в руках моих остался только жалкий обрывок. Я, должно быть, громко вскрикнул, а в следующий момент вцепился руками в гриву, держась изо всех сил. Сзади донесся выстрел и я пригнулся. Шансов, что в меня попадут, было мало, но, подняв голову, я заметил гораздо более страшную опасность, подстерегавшую меня впереди. На ровной тропе бояться было нечего, но среди каменистых овражков и поросших лесом склонов араб лишится преимущества в скорости. Коли дорога жизнь, необходимо было держаться открытой местности, но когда я готовился уже принять в сторону, то с ужасом понял, что опоздал: по обе стороны от меня в равнину вдавались языки леса. Мы влетели в горловину долины, поворачивать было поздно, оставалось только все дальше углубляться в капкан. Апачи издали победный клич.
Охваченный паникой, я мчался мимо каменистых овражков, куп берез и сосен. Стенки долины быстро сужались, и арабу пришлось замедлить шаг, преодолевая неровный грунт. Позади щелкали выстрелы, слышался зловещий свист стрел. Конь спотыкался на булыжниках, я выхватил револьвер и обернулся. Боже! Головной из преследователей был едва ли шагах в пятидесяти и яростно понукал мустанга, остальные трое гуськом тянулись за ним. Араб напрягся и прыгнул через ручей, заскользив на предательской глине. Кое-как он устоял на ногах, и я погнал его дальше.
По правому плечу разлилась вдруг тупая боль, а по лицу что-то хлестнуло. Краем глаза я заметил промелькнувшую оперенную стрелу. Мы проломились сквозь заросли низкого кустарника. Я покачнулся в седле, голова кружилась; петляя между невысоких красных стен долины, увенчанных лесом, мы влетели в поворот и оказались перед широкой каменистой россыпью, обрамляющей неглубокий поток. За ним виднелась могучая скала и густые поросли деревьев. Прохода между ними не было. Копыта араба скользили на валунах, я знал, что апачи наседают мне на пятки, в ушах звучал их боевой клич. Из-за раны в руке я не удержался и повалился на бок. В этот ужасный миг я узрел стоящего на скале, ярдах в двадцати, мужчину в замшевой куртке. Он как раз вскидывал к плечу приклад. Клуб дыма, треск выстрела, и я рухнул головой в ручей.
Я выскочил на поверхность, как лосось на нересте, разворачиваясь лицом к апачам: седло переднего мустанга было пустым, его владелец корчился на камнях в предсмертной агонии. Вот он дернулся, вздрогнул и затих. Но обернувшись, я не обнаружил человека в замшевой куртке. Скала была пуста, среди деревьев и кустарников не наблюдалось никаких признаков жизни. Неужто мне померещилось? Но нет: вот рассеивающийся в воздухе пороховой дым, вот труп апача. Тут из-за поворота, издав при виде меня торжествующий вопль, вынырнул Железные Глаза и два его визжащих приятеля. Апач спрыгнул с коня и бросился к потоку, сжимая копье.
Инстинктивно рука моя метнулась к кобуре – револьвер исчез! Я стал лихорадочно карабкаться на противоположный берег, намереваясь достичь кустов, но упал. Железные Глаза радостно завопил, зашлепав по воде…
– Не шевелись! – скомандовал негромкий голос из ниоткуда. – Просто лежи себе и отдыхай.
Удивляться было некогда – размалеванный красный дьявол уже пересекал ручей, размахивая копьем.
– Ах-хи, пинда-ликойе дасайго! Ди-да тацан![168] – вскричал он и на миг остановился, наслаждаясь видом беспомощной жертвы. Голова его в жестокой радости вскинулась… Вдруг в воздухе что-то сверкнуло, апач судорожно вздохнул и осел в воду, цепляясь за костяную рукоять ножа, вонзившегося ему в горло. Оба других воина, достигшие середины потока, при виде рухнувшего на отмель товарища замерли, потом опрометью кинулись назад. Усиливая наше изумление, за извилиной долины раздался залп, зазвучали отрывистые команды, смешивающиеся с боевыми кличами, и в моих отказывающихся верить ушах зазвенел чистый перепев военного горна.