Но недостаток припасов – это только полбеды, главная проблема в том, что без Вуттона мы были обречены, и, осознав этот факт, я погрузился в пучину ужаса.
Без него мы были все равно что без мозга – нам не хватало чего-то более важного, чем даже еда и патроны: знаний. К примеру сказать, исключительно благодаря ему нам дважды удалось избежать заварушки с индейцами: одного его присутствия оказалось довольно, чтобы брюле оставили нас в покое, и именно мудрость проводника позволила смягчить шайенов, которых я готов был настроить против нас. Без Вуттона мы не могли даже толком вести переговоры с индейцами, поскольку ребята Грэттена и погонщики, выглядевшие такими бывалыми в Вестпорте, обернулись настоящим сбродом, вооруженным ружьями и хлыстами, и представлений о прериях у них было не больше, чем у меня. Грэттену уже довелось проделать этот путь, но не главным, и с опытными проводниками, указывавшими путь. С полдюжины раз, когда пастбища становились скудными, Вуттон легко находил новые – без него наш скот попросту передохнет, поскольку нам не по силам найти хорошую траву даже у себя под носом. Случись нам попасть в двухдневную пылевую бурю и потерять дорогу, случиcь пропустить источники на южной тропе, случись потерять время, пережидая ливень, случись столкнуться с врагами – Вуттон нашел бы след снова, разыскал пропавшие источники, определил местонахождение складов или сумел подстрелить что-нибудь съестное, разнюхал о приближении супостатов за два дня до их появления, чтобы мы могли уклониться или подготовиться к встрече. Во всем нашем караване не было человека, способного на такие вещи.
На третий день, по-прежнему корчась от боли и едва живой, он пришел ненадолго в сознание и сообщил шепотом, что желает остаться здесь, нам же следует идти вперед. Если-де он почувствует себя лучше, то догонит нас. Я сказал ему, что оставлю с ним и других больных: мы не можем рисковать здоровьем остальных, таща их с собой, да и муж и братья заразившейся женщины смогут позаботиться о них. Мы оставим им фургон, мулов и запас еды. Не знаю, понял ли он меня – его заботило только одно, – и Вуттон, пожелтевший, с глазами, провалившимися, как дырки от горячей струи в снегу, стоная от боли, продолжал твердить:
– Двигайте к Бенту… неделя, может, десять дней. Не ехайте… Симарронской дорогой… заблудитесь… Идите в Бент. Сент-Врен… очень хорошо. Не принимайте… на Симаррон. Тощий бык… да…[80] – Он закрыл на несколько минут глаза, потом посмотрел на меня снова. – Вы поведете… караван… дальше. Вы… капитан…
Потом Дядя Дик снова впал в беспамятство и начал бредить – но никакой бред не мог сравниться с последними словами, произнесенными им в полном сознании. Капитан каравана! И меня вовсе не утешало то, что, обводя взором восторженное сборище гринхорнов, я не видел никого, способного справиться с этой работой лучше меня. Ничего не оставалось, как отдать команду запрягать и трогать, и когда час спустя наши фургоны заскрипели по тропе, я обернулся назад и, глядя на крошечные фигурки у стоящего на берегу реки «лазарета», почувствовал такую щемящую тоску и беспомощность, какие мне редко доводилось испытывать в жизни.
Но вам стоит принять в расчет, что эти эмоции вовсе не разделялись моими спутниками. Никто из них не знал так хорошо Вуттона и не понимал, насколько сильно зависели мы от него. Грэттен, быть может, осознавал тяжесть утраты, но остальные всегда считали главным меня и пребывали в уверенности, что я доведу их до места. Вот вам оборотная сторона умения выглядеть сильным, уверенным и исполненным отваги – люди склонны поверить, что ты такой и есть на самом деле. Должен признаться, этому искусству я учился всю жизнь и достиг определенных высот, поэтому не вправе жаловаться, но не стоит отрицать и тот факт, что временами, когда все ждут от тебя соответствия образу, оный становится весьма неуютным.
Оставалось играть роль командира, и это было несложно, поскольку большинство спешило поскорее убираться отсюда – чем дальше останется холера, тем лучше, считали они. И пока все развивалось хорошо, особых трудностей не возникало: за те три дня, пока мы ждали решения судьбы Вуттона, я провел тщательную ревизию наших запасов и пришел к выводу, что, урезав рационы до трех четвертей, мы вполне можем добраться до Бента. Судя по карте, до него было не более ста двадцати миль, заблудиться, держась реки, мы не могли. Оставалось надеяться, что не случится ничего непредвиденного вроде оскудения пастбищ, серьезной перемены погоды, новых случаев холеры или падежа среди животных. Или нападения индейцев.
80
Выражение «тощий бык» означает «голодные времена», поскольку мясо бизона-самца уступало мясу самки, особенно когда бык сам недоедал. Термин «жирная корова» на прерийном жаргоне означал изобилие пищи.