Голые ноги скользят на лиловом шелке в томительном напряженном танце. Перекатываясь на спину, я вижу застывшие над кроватью черные глаза мертвого оленя, который испуганно наблюдает за происходящим в этом причудливом мире, где по чьей-то прихоти оказалась его голова.
Моя голова тоже далеко отсюда…
Накануне я была на вечеринке по случаю чьего-то дня рождения или чьей-то смерти: в мире диснейленда они мало чем отличаются. Это просто способ борьбы со скукой и ожирением, наравне с фитнесом и шопингом. Одни и те же лица, всеми силами пытающиеся доказать себе и окружающим, что они свои на этом празднике жизни. Если бы моя мама была моложе, ей бы все это очень понравилось.
Обмен поцелуями. Обмен взглядами. Обмен дежурными фразами. Обмен шутками. Обмен завистью, ненавистью и лучезарными улыбками. Пользуясь сведениями, полученными от Виктории, и своим личным опытом, могу сказать, что по ширине и яркости улыбки здесь можно почти безошибочно определить, как у кого идут дела. Чем шире и статичней оскал, тем хуже дела у его обладателя… Самые развитые мышцы лица и самый громкий смех у брошенных содержанок, чей возраст подошел к критическому, и у средней руки государственных чиновников, находящихся под подпиской о невыезде.
Виктория сегодня просто ослепляет всех своей улыбкой, которая блестит, как решетка «мерседеса».
– Какие планы на выходные? – спрашивает Виктория, потягивая коктейль.
– Не знаю… Саша уезжает по делам… Наверно, буду просто спать и ходить по дому в одном носке, – улыбаюсь я. – Ужасно устала: пять съемок за две недели и еще больше кастингов…
– А полетели в Канны! – предлагает Виктория. – У меня друзья собираются. Да ты их знаешь, как-то раз с Сашей ужинали… Может быть, помнишь, толстый Миша, владелец казино, и Леня-киношник. Отдохнем, на солнце погреемся, – продолжает соблазнять Виктория.
– А что там будет? – вяло интересуюсь я.
– Ну вообще-то там фестиваль, – ослепляет улыбкой-вспышкой Виктория. – Все там будут. Так что присоединяйся…
Подогнув коленки на диване, я грустно улыбаюсь ей в ответ, выражая сожаление, что не смогу поехать.
– Нет, наверно, вряд ли получится. Ну правда, устала, совсем сил нет…
На этом разговор о поездке заканчивается. И наше общение переключается в обычный режим: мы хаотично перебрасываемся словами, сплетнями и шутками. Я называю это застольным бильярдом, когда каждый пытается попасть в лузу и не очень расстраивается, если его слово, отскочив от всех бортов, откатывается в дальний угол.
Через несколько часов я оказываюсь совершенно одна в огромной и пустой квартире. Телефон молчит весь вечер. Я сама набираю номер Саши, но он не берет трубку. В ожидании звонка я сижу, загипнотизированная телевизором. Пока наконец в ночи телефон не прерывает мой полусон. Голос Виктории в трубке нежно вползает в мое ухо:
– Детка, ты же все равно ничего не делаешь в выходные?
– По-прежнему ничего, – устало отвечаю я.
– Мне кажется, что для нас есть работа. Все там же, в Каннах. – Не услышав возражений с моей стороны, Виктория продолжает: – На русской вечеринке в рамках фестиваля нужно будет вручать разным выдающимся людям дипломы и цветы. Что скажешь? Платят неплохо. Всех моделей расселяют на отдельной вилле. – Виктория добавляет еще несколько украшений к своему предложению, как кондитер, венчающий торт обтекающей сиропом коктейльной вишенкой, будто сделанной из красного янтаря.
Я слушаю ее, не прекращая переключать телевизор с канала на канал. В конце концов я соглашаюсь и иду спать, чтобы утром успеть собрать вещи и не опоздать в аэропорт.
На набережной Круазетт в Каннах пахнет соленой влагой, разогретым асфальтом и терпкими ароматами, текущими с кухонь бесчисленных кафе и ресторанов. Оставив свой скромный багаж на вилле, где расквартированы приглашенные на вечеринку модели, я беру такси и в одиночку отправляюсь бродить по лабиринтам узеньких улочек, уходящих вверх, и переулков, пустеющих ближе к полудню и открывающих ставни и двери забегаловок и магазинов к вечеру. Я поднимаюсь по стертым ступеням каменных лестниц, выхожу к высоким бордюрам автомобильных дорог и снова спускаюсь по мощеным тротуарам к набережной, в сквер, где потрепанные жизнью мужчины играют в петанк и в перерывах угощаются выпивкой у пожилого хозяина уличного кафе. Мне нравятся такие молчаливые одинокие прогулки без цели и без опасения опоздать куда-то. Так, в тонких сандаликах на босу ногу и коротеньком летнем бежевом платьице отBurberry, я брожу до вечера, глядя на чужую жизнь сквозь темные стекла очков. Мои нервы щекочет мысль о том, что можно затеряться в этих улочках и кривых переулках, смешаться с людьми и, забыв обо всем, ПРОСТО ЖИТЬ. Ходить пешком за булками в кафе через дорогу, пить кофе, курить сигареты, работать продавцом в каком-нибудь магазине, торгующем готовой едой, и заниматься ни к чему не обязывающим сексом с каким-нибудь немолодым жизнелюбивым рантье. Греться на солнце. Жить в квартире с запахом пыли и старого дерева. Трепать волнистые локоны цвета золотистого французского багета на голове у маленького озорного мальчишки, кричать ему вслед: «Жан, не задерживайся после школы!» и, улыбаясь, мурлыкать его отцу: «…C’est vraiment ton portrait…»[1]
Из мира фантазий меня выдергивает звонок мобильного телефона. Это, конечно, Виктория.
– Детка, мы тебя потеряли… – Ее голос напоминает мне сейчас фразу из какой-то дешевой театральной постановки, где молодые актеры все время переигрывают. Да здравствует диснейленд! Узнав, где я, она сообщает мне программу сегодняшнего вечера. – Подходи к дворцу фестивалей. Мы заберем тебя оттуда и поедем кататься на яхте.
Когда я забираюсь в «мерседес»-кабриолет, за рулем которого сидит Лёня – человек с лицом сытого кота, сделавший деньги на кино и казино, – я задаю удивленный вопрос: а где Виктория?
Рядом с Лёней на переднем сиденье сидит узкобедрая и плоская девочка-блондинка не старше двадцати лет с длинными распущенными волосами. Еще один пассажир, бритый почти под ноль, с лицом острым и опасным, как финский нож, и колючими глазами, развалился на заднем сиденье. Присутствия Виктории не наблюдается.
– По дороге она решила переодеться, – жмурится Лёня. – Сказала, что позже подъедет с кем-то из девочек.
Дверца машины захлопывается за мной. И на секунду у меня появляется ощущение, что все это со мной когда-то уже было. Но я гоню его прочь. Второй раз оно настигает меня уже на яхте, отплывающей от причала, так и не дождавшись Викторию, которая говорит мне по телефону, что у нее появились срочные дела, и что ей дико жаль, и что она желает нам хорошо провести время… Пока Виктория говорит мне все это, а я боковым зрением наблюдаю жилистую фигуру коротко стриженного приятеля Лёни, дежавю возникает снова. Но тут я слышу где-то за спиной смех и, обернувшись, вижу, что мне навстречу идет молодая обнимающаяся пара, которая так и просится на глянцевые страницы какого-нибудь модного издания о прекрасной жизни диснейленда. Она – изящная маленькая пантера с пепельными прямыми волосами и глазами-изумрудами. Он – молодой баловень судьбы с проработанным прессом и наверняка с золотой кредитной карточкой в кармашке маечкиLacosteили в кармане белых брюк отLouis Vuitton. Несмотря на все это, они так естественны и искренни, что мои тревоги улетают и я делаю несколько шагов навстречу, чтобы познакомиться с ними.
Даша и Рома, влюбленная пара, тоже приехали на русскую вечеринку в Канны и напросились на морскую прогулку, которую устраивал Лёня. Кроме них и нашей компании на яхте еще пять гостей: самодовольный мужик средних лет, какой-то длинный плотный жеребец с сальной гривой и три модели, приехавшие с ними. Мы мило общаемся втроем с Дашей и Ромой, пока наверху не начинается суета с разливанием напитков, приготовлением коктейлей, раскладыванием закусок и Лёня, на правах хозяина, не созывает всех наверх…