В Троицком уезде кантонный начальник Утявов сам принимал участие и покровительствовал образовавшейся шайке, грабившей проезжавших по тракту на ярмарки сибирских купцов; был судим за это и, кажется, сослан в Сибирь или умер, не дождавшись суда. Утявов, вытребованный для суда в Оренбург, предвидел, что не воротится в дом, взял бывшие у него несколько тысяч ассигнаций и зашил их в свой бешмет, простеганный ватою. Заболев, он поступил в госпиталь, где отобрали его собственную одежду, а дали казенную. При выходе из госпиталя Утявов увидел, что бешмет распорот и перешит снова, но деньги взяты. Виновным оказался служитель, заведывавший аммуницией, у которого найдено было несколько прошитых по краям ассигнаций; за это он был наказан, но жена, у которой при обыске найдено было несколько тысяч ассигнаций, уже перемененных, гражданским судом не признана виновною, и Утявов навсегда лишился своих денег.
После Утявова долгое время была шайка Папейки, беглого из тептярского полка унтер-офицера; она считала все для себя позволенным, т. е. грабеж, убийство и всякое насилие. Сам Папейка в одежде купца открыто являлся на базары. Башкиры знали его, но не думали указать или выдать его в руки начальства. Он был пойман в 30-х г.г. при графе Перовском и, наказанный по суду телесно, сослан в Сибирь.
Чрез несколько времени явился столь же смелый башкир Баишка, но это относится уже к 40 м г.г., когда его словил Верхнеуральский исправник Скарятинов, получивший несколько ружейных ран и награжденный за это орденом св. Владимира 4 степени.
Мелкие разбойничьи партии не обращали ни чьего внимания и генерал Обручев в 1842 или 43 г. посылал Оренбургских казаков для преследования таких отважных витязей, грабивших даже под самым г. Стерлитамаком. Мера эта не была одобрена и он получил замечание, что до него военные команды не употреблялись в подобных случаях, и он должен ограничиваться при преследовании дурных людей местным населением.
В киргизской степи баранты, угоны скота и разграбление караванов было обычным делом. Посылались военные отряды под начальством полковников Щеглова, Циолковского и других, но действия ограничивались разорением попадавшихся отрядам киргизских аулов, отогнанием скота. Батыри и джигиты успевали скрыться и снова начинали свое дело в другом месте.
Русские люди в большом количестве забирались в плен киргизами и продавались в рабство в Хиву и Бухару на всем протяжении линии и на Каспийском море, куда выезжали преимущественно крестьяне. Замечательным пленником был адъютант командующего Оренбургским войском есаул Падуров, взятый в плен во время проезда по делам службы между Татищевской и Переволоцкой крепостями.
Во время управления Эссена был послан в Бухару караван русских товаров, порученный Оренбургскому купцу Кандалову, под прикрытием казаков Уральского и Оренбургского войска. Караван, дойдя до Эмбы, был остановлен скопищем хивинцев и киргиз, брошен на месте и потом разграблен, а войска возвратились на линию. Казна, купившая товары, понесла убытки[10].
Начальником отряда был полковник Циолковский, а главная причина возвращения войск состояла в том, что зимою, когда выступил караван, верблюды и лошади не находили подножного корма, а люди — довольствия, отпущенного но расчету обыкновенной караванной ходьбы.
Для охранения Оренбургской линии выставлялась кордонная стража в значительном числе из башкир, ставропольских калмык и казаков, но вместе с тем существовало распоряжение преследовать хищников киргиз только по внутренней стороне, переезд за Урал для преследования строго воспрещался, но впоследствии дозволялось это не далее 5 верст в глубь степи. В первом случае киргизы, угнав скот и пленив людей спокойно останавливались на другом берегу реки, будучи вполне уверены, что погони не будет, а во втором — самих преследователей ловили киргизы из близких аулов, не участвовавшие в набеге, и привозили в крепости комендантам как воров, намеревающихся ограбить их, мирных жителей.
Вероятно, были и случаи наказания таких смельчаков состороны начальства, погнавшихся за своим добром, которое они зорко ограждали в своих домах, не допуская пропуск киргиз.
В 20-х г. был пущен слух в приволжских губерниях — Саратовской, Симбирской и смежных с ними за Волгою об особенно плодородных землях в степи, около Сыр-Дарьи, которая по народному убеждению имела не воду, а молоко, берега кисельные, рыба вынималась из реки руками, нужны были только ложки, чтобы есть кисель с молоком; никакой барщины там нет, а от царя — де есть дозволение переходить и селиться на Сыр-Дарье всем желающим.
10
В библиотеке Архивной Коммиссии хранится дневник Кандалова. Он напечатан в газете «Оренбургский Край» за 1893 г. Прим. И. С. Шукшинцева.