Граф Сухтелен жил и умер в доме Тимашева, что против Вознесенской церкви. Хоронили его с особенною пышностью: в параде были войска всех родов оружия, стреляли из пушек и ружей; пред Шапошниковской богадельней было пустое место и на нем стояла артиллерия; выстрелами побило много стекол в домах.
Сухтелен был положен в ограде Петропавловской церкви. Гроб везли народом, пожелавшим отдать честь любимому начальнику.
Чрез несколько лет гроб был увезен его дочерью в родовой склеп; на могиле остался один памятник в виде скалы из гребенского камня с вызолоченною доскою о времени кончины покойника[12]. В 1835 г. или позже доска была украдена; вероятно, вор полагал, что она ценная.
Летом граф Сухтелен жил в саду, где ныне архиерейский двор. Самый сад в то время был много лучше. Для работ в нем назначались башкиры, а для караула зимою урядник и казаки.
В праздники бывали фейерверки за Уралом в в роще; там же бывала музыка и песенники.
Вечером в торжественные дни ставили на окнах зажженые свечи, но не далее 10 часов, а в отдаленных частях гасились раньше. Плошками иллюминовались редкие дома: казенные или самых богатых людей.
VII.
Граф В. А. Перовский
(1833—1842)
Граф В. А. Перовский (1833—1842).
После смерти Сухтелена военным губернатором и командиром корпуса был назначен генерал-адъютант Головнин, не приезжавший сюда и получивший назначение на Кавказ, а в Оренбург прибыл генерал-адъютант, генерал-майор Василий Алексеевич Перовский.
В Оренбурге был много старший его по службе начальник 18-й пехотной дивизии генерал лейтенант Жемчужников, долгое время здесь служивший; он в порядке подчиненности должен был поступить под начальство младшего и совсем молодого генерала Перовского, которому было 36—38 лет.
Перовский всецело следовал высочайше одобренным предположениям графа Сухтелена и стремился всеми мерами к тому, чтобы скорее и без особой ломки привести их в исполнение. При самом вступлении в должность он озаботился привлечь себе сотрудников молодых, даровитых и хорошо образованных, а все, что не подходило под эти условия, получало отставку: начальник корпусного штаба генерал-майор Мистров, дежурный штаб-офицер Матерн были заменены первый полковником генерального штаба Рокосовским, а Матерн другим.
Генерал Дренякин, имевший квартиру в крепости Кизильской, выслужил 20 лет в нижнем чине, получил знак св. Анны за беспорочную службу, потом уже чин прапорщика и дослужился до генерал-майора по гарнизону и бригадного командира. Говорят он был прежде кузнец и хороший хозяин. С увольнением в отставку он отправил на родину, в Тамбовскую губернию, на 150 подводах собственных лошадей разного имущества, включая сюда кадки соленого бараньего мяса, приготовленного в прок для дворни. Два родные брата его, служившие при императоре Павле в гвардии, тоже были генералы и, сверх того, пожалованы поместьями.
Бригадные командиры на линии, сверх прямых обязанностей по сей должности, были начальниками кордонной стражи, высылавшейся на летнее время для охраны линии от набегов киргиз. Им поручали и другие дела, возникавшие у башкир и киргиз, и от всего они извлекали доходы. Со вступлением Перовского два бригадных генерала и почти все коменданты линейных крепостей, за исключением Орска и Илецкой защиты, были упразднены. Четыре линейных баталиона солдат обращены в казаков. Оренбургская пограничная комиссия в лице нового председателя, полковника, а потом генерал-майора Генса, получила умного, энергичного и достаточно ознакомившегося с краем начальника. Генс все время пользовался уважением Перовского.
Башкирский народ, имевший своих кантонных начальников и подчиненный земским исправникам, получил отдельное управление по образцу казачьего, так как обязанности его заключались в отправлении военный службы вместе с казаками. Начальник их был назван командующим башкирским войскам и пребывание его назначено в Оренбурге.
Как я уже говорил, в Оренбург на высшие должности назначались старики генералы, служба которых в армии являлась бесполезной. Генерал-майор Гельд, при назначении Перовского, командовал Оренбургским казачьим войском. О военных дарованиях его и заслугах его мало известно, а неспособность свою он проявил на первых порах.
В войске в 1835 г, вводилась общественная запашка для обеспечения народного продовольствия. Эта благая по основанию мера, требовавшая обязательного труда, не была разъяснена казакам как следует. Казаки видели в ней что-то новое, напоминавшее барщину, не поверили, чтобы государь требовал от них сверх службы еще обязательной работы, отказались повиноваться и сеять хлеб. Замечательно, что отказы начались с ближайших к Оренбургу станиц, кажется, Чернореченской. Станичный начальник донес кантонному начальнику, жившему в крепости Нижнеозерной; тот послал свое донесение обратным путем в войсковую канцелярию. Пока там судили и рядили, что делать, прошло более недели; наконец решено было донести военному губернатору. Перовский получил рапорт и его взорвала медленность и неумелость потушить дело в самом начале. Тотчас же приказал он готовить экипаж к отъезду, одному из баталионов, расположенных в Оренбурге, следовать за ним в Чернореченскую крепость, где получить письменное приказание. Проездом через Оренбург Перовский заехал на квартиру генерала Гельда, которого застал потерявшимся и ничего не предпринимавшим для подавления волнения. Перовский на слова генерала, что казаки не слушаются и бунтуют, ответил, что он заехал к нему для того, чтобы сказать ему, что он не генерал, а ........ Запашка введена была с принятием крутых мер: шпицрутены и плети, отдача в солдаты и выселение на более отдаленные места (станицы Новоорская и Кумацкая образовались из непокорных казаков) укротили непокорных. — Генерал Гельд был переведен на место коменданта в Оренбурге, а командующим Оренбургским войскам назначен генерал-майор Щуцкий, человек крутой, строгий, требовательный, ничего не спускавший, а с низшими чинами жестокий. Когда он ездил по войску, казаки трепетали. Розги и нагайки были в постоянном ходу. Как администратор, Щуцкий ничем себя не заявил и Перовский, убедившись в малоспособности казачьих деятелей, их бестолковости, важнейшие дела в войске, а именно: общественную запашку, заведение новой линии от Орска до станиц на р. Уе и все подготовительные меры к переселению казаков из внутренних станиц на новую линию вел непосредственно от себя чрез особо образованные учреждения.
12
По другими. сведениям прах Сухтелена не был потревожен и покоится на месте первоначального его погребения. См. статью С. Н. Севастьянова в IX вып. «Трудов Оренб. Уч. Ар. Ком.» стp. 81. И. С. Шукшинцев.