Вскоре по возвращении из похода, Перовский поехал в Петербург и там лично подал Государю письменный доклад, включив в него, что если общественная запашка будет упразднена, то он не может возвратиться в Оренбург; казаки скажут: «За что же ты порол нас плетьми, шпицрутенами, отдал одних в солдаты, а других сослал в Сибирь, если сам Государь говорит другое?» В виду этого последовало новое Высочайшее повеление продолжать запашку на прежнем основании. Это показывает, какую силу имел Перовский у такого государя, как Николай Павлович, не терпевший возражений против его повелений и требовавший безусловного исполнения его воли.
При всех своих способностях и большом уме граф Перовский был горд, самолюбив и при малейшей оплошности дерзок на слова. С второстепенными начальниками отдельных частей он никогда не говорил, знал только старших, а тем передавал, чтобы они слушали доклады от подчиненных им лиц и ему передавали, когда найдут нужным.
Во время служения моего в канцелярии генерал-губернатора начальником отделения иррегулярных войск ни я, ни другие два начальника отделений не были у Перовского по службе; только большие балы давали право по приглашению являться в его парадные комнаты и там, в числе других, откланяться его сиятельству. Один только начальник гражданского отделения Попов как-то сумел выпросить себе позволение быть на всенощных во время говенья Перовского, куда допускались избранные, но и тут Перовский не сказал ни одного слова Попову.
Сколько горд и недоступен был граф Перовский к подчиненным, на столько он был доверчив и расположен, коль скоро выбирал и назначал подходящее лицо на должность. В этом была причина неудач в некоторых крупных делах, особенно в хивинской экспедиции 1839 г. Не смотря на урок, данный этою экспедициею, характер Перовского повторился и в походе 1853 г. под Ак-Мечеть: он и тут положился на подчиненных. По взятии крепости он велел передать начальнику инженеров генералу Богданову, что построенные им понтоны никуда не годятся, что напрасно и бесполезно везли такую дрянь за 1500 верст.
Приготовление посуды для воды и других жидкостей всегда было больным местом для отрядов, посылаемых в степь. Баклаги для воды и бочата для других жидкостей (уксуса, спирта и т. п.) делались в Оренбурге из дубового недостаточно сухого леса; в степи от жаров они рассыхались, вода в них не держалась, а жидкости испарялись.
Странный способ предупреждения такой порчи избрал полковник Кузминский, посланный в 1854 г. в степь с казачьим отрядом для усмирения киргиз, убивших султана-правителя. Ему посланы были из Оренбурга, уже по выступлении отряда, с особою командою медикаменты, в том числе в бочатах уксус. Посуда была новая, способная впитывать в себя влагу, а с другой стороны были сильные жары, вследствие чего в отряд Кузминского доставили пустые бочата со спавшими с них железными обручами. Полковник жестоко наказал плетьми двух Оренбургских казачьих урядников, Лаптева и Грекова, под начальством которых была конвойная команда, и потом на каждой остановке повторял это наказание. Долго страдали эти бедняки. Этот же штаб-офицер показал, насколько непрактичны регулярные кавалеристы в наших степях.
Наш отряд настиг киргиз и последние показывали готовность вступить в бой. Между врагами лежал довольно большой овраг. Наши просились перейти его и ударить на киргиз. Кузминский не позволил на том основании, что в овраге могла быть скрыта засада, а удар с боку по флангу гибелен для кавалерии. Таких тонкостей военной тактики киргизы не знали и прождав несколько времени, ушли в степь, Кузминский пошел в своих глупостях еще дальше.
Однажды он послал с донесением о деле 10 человек казаков, зная, что он со всех сторон окруружен массою киргиз и пробиться чрез них маленькому отряду невозможно. Посылая 10 человек, он мог видеть, что посылает их на верную смерть и притом бесполезную для отряда. Так и случилось. Киргизы не трогали маленький отряд, дав ему время удалиться от главных сил, которые могли бы подать помощь.
Окружив затем горсть казаков, киргизы начали нападение. Казаки не желали даром отдать свою жизнь, добрались до озера и около него нашли некоторую защиту, отделившись от противника водою. Киргизы переменили тактику: начали нападать по несколько человек, но ничего сделать не могли, пока у казаков были патроны; последние наконец истощились и киргизы, массою напав на казаков, изрубили их и трупы побросали в воду, кроме одного израненого казака, которого взяли в плен живым и привезли в аул, где желали всенародно казнить его.
Но для спасения казака выпал благоприятный случай. Киргизы целым аулом отправились в соседний для какого-то празднества, заковав казака в железа и сказав ему, что завтра он проститься с жизнью. Лошадей у киргиз в ауле было много. Казак поймал одну, но сесть было нельзя; ноги скованы. Вскарабкавшись на коня, то боком, то на брюхе, держась за гриву, казак помчался по тому направлению, где должен был находиться русский отряд, дорогой сбил оковы и наконец доскакал до отряда.