В Чумляцкое Обручев приехал в отряде Балкашина и сам повел все дело: собрал мужиков, толковал и внушал им, для чего нужны магазины, почему их подчинили новому начальству, много наговорил лишнего и наконец объявил, что мужики виновны в бунте, и тут же начал расправу. Каждый попадавшийся на глаза мужик без рассуждения, кто он и откуда, раскладывался на земле и был сечен розгами или казачьими плетьми. Башкиры секли хорошо, а бежавших ловили еще искусснее и тут же наказывали, а потом отпускали; когда такой мужичек снова попадался, то он поднимал рубаху на голову и показывал избитую спину; это служило ему билетом для дальнейшего следования. После двух или трех экзекуций все утихло. Балкашин прошел несколько селений и потом получил приказ возвратиться с башкирами в дома.
Не то было у графа Цукато. Он образовал у себя целый штат, в каждом селе отбирал более виновных, которых везли на подводах или конвоировали пеших. Обручев, встретив такую массу людей, нашел лишним держать их при отряде, в один или два дня перепорол их всех и отпустил домой. Кто мог итти, тот шел, а более избитый плелся ползком. Бунт вскоре был усмирен. Для наблюдения за спокойствием расставлены были в некоторых селах солдаты. В следующем году последовало высочайшее повеление одну из казачьих конных баттарей иметь в Челябинском уезде, расположив ее в селе Чумляцком, где она оставалась до отправления всей казачьей артиллерии для военных действий против коканцев, что было при генерал-губернаторе Крыжановском в начале 60 г.
Открытого сопротивления войскам крестьяне не позволяли себе. Только в селе Таловском толпа забралась на какую-то хозяйственную постройку, где полагала удержаться и не допустить казаков до себя. Под тяжестью толпы постройка разрушилась, мужики провалились и очутились в капкане, откуда казаки за бороды и волосы вытаскивали их и жестоко наказывали за дерзость и упрямство.
Умом и уменьем излагать свои мысли убедительно и с полным знанием дела равняться с Перовским никто не мог. Писал он чистым литературным языком, не употребляя канцелярских оборотов речи и не допуская их в бумагах, составленных другими лицами. Обладая замечательным даром слова, он все-таки не всегда рассчитывал на свои силы. У него как в первое, так и во второе управление краем были стилисты для составления отчетов, важнейших бумаг министрам; нередко он прибегал к помощи специалистов, если предмет был мало знаком ему.
Когда Перовский был моложе, доступ к нему был легче. Один капитан по фамилии Романов поспорил в веселом кругу, что сейчас (12 ч. ночи) пойдет к Перовскому и спросит, чем он занимается. Перовский принял его и спросил, что ему надобно.
«Государь у нас Романов, я тоже Романов и желаю знать, чем ваше превосходительство занимается».