При выступлении из Полоцка известно уже было, что неприятель в силах показался у Дисны и следовал вверх по левому берегу Двины. Арриергард графа Палена перешел уже на правый берег и защищал переправу до вечера того дня. 6-й корпус, и при нем одна дивизия от 4-го пехотного корпуса, занимали на ночлеге средину расстояния между арриергардом и армиею.
Следование армии продолжалось к Витебску.
6-й корпус в одном марше назади. Граф Пален, отправивши к армии довольно большое количество провианта, оставил берег Двины. Неприятель, переправившись у Дисны, на другой день начал преследование небольшими силами. В подкрепление графу Палену обращен кавалерийский корпус барона Корфа и несколько егерей. Много уже неприятельских войск усмотрено на левом берегу против Полоцка, но арриергард наш прошел благовременно сей пункт.
В Полоцке погрозил я кандалами комиссионеру 7-го класса Юзвицкому, который отправлялся с суммою денег уплатить за купленный будто им у евреев провиянт на том берегу, где неприятель, и откуда никто не помышлял перевезть его на нашу сторону, хотя в армии чувствуем уже был недостаток. Благоразумны были распоряжения генерал-интенданта Канкрина, который во время пребывания армии в укрепленном лагере, заготовил большое весьма количество печеного хлеба, но много из него принужден был оставить, потому что время отступления армии было не определено, и невозможно было собрать средств, перевозке соразмерных[8] .
Г. Канкрин, человек отлично умный, далек, однако же, той расторопности, которую люди ловкие в изворотах провиянтской промышленности находят необходимою для искусного прикрытия казенного ущерба. Не решусь однако же предположить, чтобы могло укрыться от него, если кто другой отличается знанием сего ремесла, как и предузнать трудно, всегда ли он будет упреком для других.
В Полоцке также на прочном основании утвердилась вражда между великим князем Константином Павловичем и главнокомандующим. Опоздавший выступить в назначенное время командир конной гвардии полковник Арсеньев был им арестован. Довольно сего, чтобы возродить вражду; слишком много, чтобы усилить давно существующую. Великий князь воспылал гневом, ледовитый Барклай де Толли не охладил горячности.
В Полоцке по отъезде государя случилось мне обедать вместе с оставшеюся свитою, и я заметил разность в тоне, какую перемену в обращении! Государь увез с собою все величие и оставил каждого при собственных средствах. Люди, осужденные быть придворными, умейте снискать уважение собственными достоинствами, или, заимствуя блеск другого, умейте отражать его! Не мое дело толковать смысл сказанного одним из древних писателей:
...exeat aula qui vult esse pius[9].
Неужели думать надобно, что много было сходства между придворными людьми всех времен! С нами вместе обедал и генерал Фуль. Готическую свою важность, вывеску общего ко всем неуважения переменивший на придворную вежливость. Он кланялся прежде, не ожидая приносимых ему в дань поклонов. Исчезло рабственное к нему почтение, были уже приметившие в нем признаки сумасшествия, а Виллие уверял, что испытанные средства не восстановили ума в полной мере; воля государя присвоила и не бывалый (ум. - Сост.)!
Армия прибыла к переправе при Будилове. Проходя, небольшой отряд оставила против Бешенковичей для обеспечения следования 6-го корпуса и далеко отстающего арриергарда графа Палена, равномерно и для прикрытия производившейся перевозки хлеба с другого берега. Неприятель не близко еще был от сего места, по причине трудной и весьма гористой дороги по левому берегу, и сверх того река к стороне его делает большой изгиб, что сокращало путь нам, а местоположение совершенно ровное скорости движения способствовало.
Между тем корпус французского войска маршала Даву, прошедши Борисов, овладел Могилевым и занял Оршу небольшим отрядом войск.
Армия князя Багратиона в следовании от Несвижа к Бобруйску имела схватки в арриергарде.
Атаману генералу Платову представился первому случай 27 и 28 июля при местечке Мире и после при местечке Романове доказать польской коннице, что в нас сохранилась прежняя поверхность над поляками, казакам предоставлена честь возобновить в сердцах их сие чувство.
Со времени уничтожения Польши, с 1794 года, исчезло имя ее с лица земли и не существовало поляков. В 1807 году заключенный с Франциею мир в Тильзите произвел на свет герцогство Варшавское, вместе с надеждою распространить его, в случае несогласия между соседственными державами. Наполеон исчислил меру страха, коим господствовал он над сердцами царствующих его современников: понесенные каждым из них в войнах огромные потери, блистательные и постоянные оружия его успехи, страх тот более и более распространившие, и дал надежду возрождения Польше. Воспламенились умы, и в короткое время все употреблены усилия надежде сей дать вид правдоподобия! В 1809 году Варшава уже союзница наша против Австрии, и мы в пользу ее, вопреки пользе собственной, исторгаем часть Галиции. В нынешней войне она уже против нас в общем союзе Европы и содействует Австрии. Мы умножили силы ее и вооружили против себя; для пользы ее попеременно вонзаем меч в сердце один другого, и судьба к ослеплению нашему прибавляет сетование, что недовольно глубоки наносимые раны! Неужели не исполнится мера наказания Бога мстителя?
Князь Багратион, проходя Бобруйск, оставил в крепости больных из всей армии и от скорости движения усталых в большом количестве; из числа гарнизона присоединил к армии шесть баталионов пехоты; командующего в оной артиллерии генерал-майора Игнатьева утвердил в звании военного губернатора. В окрестности начали появляться неприятельские отряды, но до того генерал Игнатьев, удерживая народ в послушании и порядке, не отягощая его, собрал возможные пособия для снабжения крепости, и его распорядительности обязаны, что проходившая армия немалые получила вспоможения. Крепость не подверглась опасности, ибо неприятель, не имея средств предпринять осады, должен был ограничиться обложением. Итак, осталось неразрешенною проблемою, мог ли генерал Игнатьев быть более упорным, окруженный крепостным валом, нежели в Сражении при Аустерлице, где быть таковым он не находил надобности? Судьба отсрочила испытание до другого времени.
Армия князя Багратиона следовала от Бобруйска на Быхов; преследовавший ее вестфальский король с своим корпусом и польские войска или утомленные продолжительным походом, или неудобные к равной скорости, далеко отставши, потеряли ее из виду. Она беспрепятственно продолжала свой путь.
Корпус генерал-лейтенанта Раевского атаковал при селении Дашковке часть войск маршала Даву, овладевшего Могилевым. В начале сражения силы неприятеля слабые, в продолжение умножились значительно; напротив, войска Раевского ослабевали, но в нем та же была неустрашимость и твердость, и он, шедши в голове колонны, ударил на неприятеля. Самый упорный бой происходил на левом крыле, где не мог неприятель остановить 26-ю пехотную дивизию, которую генерал-майор Паскевич с неимоверною решительностию, неустрашимо, при всем удобстве местности, провел чрез частый лес и угрожал уже конечности неприятельского фланга, но должен был уступить несоразмерным силам. Действие генерала Раевского, заслоняя совершенно движение армии, представляло князю Багратиону удобство, которым не помыслил он легко воспользоваться и, сделав беспрепятственно ускоренный переход, выиграть расстояние для избежания преследования.
Но вместо того армия расположилась на ночлег на той позиции, которую генерал Раевский[10] занял после сражения. Маршал Даву, приняв корпус Раевского за авангард и вслед за сим ожидая армии и генерального сражения, отошел к главным своим силам в Могилев, где и остался, приуготовляясь к обороне. В сем положении долгое время удерживал его атаман Платов, появившийся с своими войсками у самых окопов Могилева. Князь Багратион, отправляя его на соединение с 1-ю армиею, дал ему сие направление. Грубая ошибка Даву была причиною соединения наших армий; иначе никогда, ниже за Москвою, невозможно было ожидать того, и надежда, в крайности не оставляющая, исчезала!