Маршал Даву, пропустя князя Багратиона, мог войсками своими, расположенными в Орше и Дубровне, занять временно Смоленск, воспрепятствовать составлению ополчения, приуготовляемого в нем, истребить запасные магазины и разорить город. Потеря магазина была бы нам чувствительна, ибо продовольствие армии производилось и недостаточное и неправильное. Главнокомандующий, имея сие в виду, 5-му и 6-му корпусам приказал следовать поспешнее, а атаману Платову заслонить их движение.
Из Витебска главнокомандующий дал поручение великому князю Константину Павловичу отправиться в Москву к государю. Неизвестно мне, но сомневаюсь, чтобы он сделал то по собственному побуждению. Великий князь весьма огорчен был, подозревая, что поручение не заключало в себе такой важности, чтобы не могло быть исполнено другим. Я заметил многих, сожалевших об его отъезде, и к чести его, людей, непосредственно ему подчиненных. Командуя гвардейскою дивизиею, я в том же был отношении к его особе и не припомню случая ни малейшего неудовольствия или неприятностей.
Армия выступила в Поречье; 5-й и 6-й корпуса прибыли в Смоленск. Государь, проезжая сей город, поручил генерал-адъютанту барону Винценгероде составление ополчения. Часть небольшая оного, весьма худо вооруженная, с несколькими резервными эскадронами, формирования генерал-адъютанта барона Меллер-Закомельского, и запасною, бывшею в Смоленске артиллериею, составляла отряд под командою генерал-майора Оленина, вступившего пред тем в службу. Отряд, к которому прислан один полк от войска атамана Платова, расположился далее Красного у селения Ляд.
Неприятель с несколькими эскадронами ворвался в город Велиж, изрубил часть рекрут построенного на площади баталиона и, рассеявши прочих, захватил мост чрез реку Двину. Проходивши из Невеля с восемью баталионами рекрут штаб-офицер, имея сведения о близости французов, расставил в городе караулы, строго смотрел за исправностию их, всю ночь держал баталион под ружьем, а патроны укладены были в возах и ни одного на людях! Прочие все баталионы, бывши на правом берегу, уклонившись с дороги, избежали поражения.
Неприятель истребил один артиллерийский небольшой парк на 166 лошадях, по худому их состоянию отставший от прочих. Посланный за сим парком из Поречья артиллерии полковник Тишин едва спасся бегством[15].
В Поречье генерал-провиантмейстер Лаба докладывал военному министру, что комиссионер, в похвальном намерении не допустить неприятеля воспользоваться магазином, сжег его. В нем находилось несколько тысяч четвертей овса и 64 тысячи пудов сена. Не восхитился министр восхваляемою расторопностию, а я испросил позволения его справиться по делам, как давно об учреждении магазина дано было повеление: нашлось, что от подписания бумаги две недели. Есть ли возможность в один пункт свезти такое большое количество запасов в том месте, где во множестве взяты обывательские подводы в пособие армии? Я осмелился сказать министру, что за столь наглое грабительство достойно бы вместе с магазином сжечь самого комиссионера[16].
Поречье - первый старый русский город на пути нашего отступления, и расположение к нам жителей было другое. Прежде проходили мы губернии литовские, где дворянство, обольщенное мечтою восстановления Польши, возбуждало против нас слабые умы поселян, или губернии белорусские, где чрезмерно тягостная власть помещиков заставляла желать перемены. Здесь, в Смоленской губернии, готовы были видеть в нас избавителей. Невозможно было изъявлять ни более ненависти к врагам, ни живейшего усердия к преподанию нам всех способов, предлагая содействовать, ни собственности не жалея, ни жизни самой не щадя!
Поселяне приходили ко мне с вопросом: позволено ли им будет вооружиться против врагов и не подвергнуться ли за то ответственности? Главнокомандующий приказал издать воззвание к жителям Смоленской губернии, приглашая их противостать неприятелю, когда дерзнет поругаться святыне, в жилища их внесет грабеж, в семейства бесчестие.
Из Поречья вышли мы ночью, избегая сильных жаров. Желая знать дух солдата и мысли о беспорядках и грабеже, которые начали размножаться посреди их в темноте, не узнаваемый ими я расспрашивал: солдат роптал на бесконечное отступление и в сражении ожидал найти конец ему; недоволен был главнокомандующим, виновным в глазах его, почему он не русский. Если успехи не довольно решительны, не совсем согласны с ожиданием, первое свойство, которое русский солдат приписывает начальнику иноземцу, есть измена, и он не избегает недоверчивости, негодования и самой ненависти. Одно средство примирения - победа! Несколько их дают неограниченную доверенность и любовь. Обстоятельства неблагоприятны были главнокомандующему, и не только не допускали побед, ниже малых успехов. В Поречье тогда оставалось мало очень жителей; в опустелых домах рассеянные солдаты производили грабеж и разбой. Я сам выгонял их и скажу, к сожалению, даже из церкви. Никого не встретил я из ближайших начальников их, которые должны были заметить их отлучку. В равнодушии сем к исполнению обязанностей надобно искать причин чрезвычайного уменьшения людей во фронте. В этом возможно упрекнуть не одних командиров полков.
На первом переходе от Поречья неожиданно возвратился великий князь Константин Павлович из Москвы. Получено известие от князя Багратиона, что он приближается беспрепятственно к Смоленску и, если нужно, вступит одним днем после нас. Непонятно намерение, с каким сообщил мне главнокомандующий следующее рассуждение: "Как уже соединение армий не подвержено ни малейшему затруднению, полезнее, полагает он, действовать по особенному направлению, предоставив 2-й армии операционную линию на Москву. Продовольствия для двух армий будет недостаточно. В Торопце и по Волге большие заготовлены запасы, и Тверская губерния пожертвовала значительное количество провиянта, что потому, предполагает он, с 1-ю армиею и идти по направлению на Белый и вверх по Двине". Легко было найти возражение, но по недостатку во мне благоразумия, труднее было сделать его с покорностию. Я с горячностию сказал ему: "Государь от соединения армий ожидает успехов и восстановления дел наших. Соединения желают войска с нетерпением. К чему послужили 2-й армии перенесенные ею труды, преодоленные опасности, когда вы повергаете ее в то же положение, из которого вырвалась она сверх всякого ожидания? Движение ваше к Двине выгодно для неприятеля: он, соединивши силы, уничтожит слабую 2-ю армию, отдалит вас навсегда от полуденных областей, от содействия прочим армиям! Вы не смеете сего сделать; должны, соединясь с князем Багратионом, начертать общий план действий и тем исполнить волю и желание императора! Россия, успокоенная насчет участи армий, ни в чем упрекнуть не будет иметь права!" Главнокомандующий выслушал меня с великодушным терпением. Мне казалось, что я проникнул настоящую мысль его. Соединение с князем Багратионом не могло быть ему приятным; хотя по званию военного министра на него возложено начальство, но князь Багратион по старшинству в чине мог не желать повиноваться[17]. Это был первый пример в подобных обстоятельствах и конечно не мог служить ручательством за удобство распоряжений.
Власть - дар Божества бесценнейший! Кто из смертных не вкушал сладостного твоего упоения?
Кто, недостойный, не почитал тебя участником могущества Божия, его благостию уделяемого? Но для чего ты украшаешь не одних, идущих путем чести? Для чего одаряешь исторгающих тебя беззаконием?
Главнокомандующий после разговора моего с ним не переменил расположения своего ко мне, или нелегко было то заметить, ибо ни холоднее, ни менее обязательным в обращении быть никак невозможно.
Армия продолжала путь к Смоленску. Главнокомандующий отправился туда с последнего перехода. На другой день прибыла армия, и тотчас приступлено к заготовлению хлеба и сухарей. Магазины были скудны, из губерний не могли привозить вдруг большого количества припасов.
Итак в Смоленске, там, где в ребячестве живал я с моими родными, где служил в молодости моей, имел многих знакомых между дворянством, приветливым и гостеприимным. Теперь я в летах, прешедших время пылкой молодости, и если не по собственному убеждению, то, по мнению многих, человек довольно порядочный и занимаю видное в армии место. Удивительные и для меня самого едва ли постижимые перевороты!
На другой день по прибытии армии к Смоленску еще в 12-ти верстах от города находилась 2-я армия. Князь Багратион приехал к главнокомандующему, сопровождаемый несколькими генералами, большой свитою, пышным конвоем. Они встретились с возможным изъявлением вежливости, со всеми наружностями приязни, с холодностию и отдалением в сердце один от другого. Различные весьма свойства их, нередко ощутительна их противуположность. Оба они служили в одно время, довольно долго в небольших чинах и вместе достигли звания штаб-офицеров.