Не угодно ли соблюдать такие драконовские требования в домашнем обиходе!
Или вот ещё такой ворох запретов, рождённых от другой загадки: в одном месте Торы есть указание, что для вспахивания своего поля не следует впрягать мула с коровой. Бесконечными кудреватыми толкованиями всевозможных комментаторов эта фраза в отношении бедных евреев, у которых нет ни поля, ни мула, ни коровы, выразились в том, что... на рваные штаны из бумажной ткани нельзя наложить заплату из ткани шерстяной и даже нельзя воспользоваться заплатой из бумажной ткани, если для шитья имеется только шерстяная нитка.
Конечно, такие хитросплетённые умозаключения и утрированные запреты для реальной жизни, выведенные из туманных или загадочных фраз священных писаний, могут показаться дикими. Но такая дичь свойственна природе человеческих увлечений. У буддистов, например, есть указание, что Сакьямуни требует воздержаться от убийства живых существ; а в обыденной жизни этот завет, в толковании буддийских лам, привёл к запрету делать рукой быстрое движение в воздухе, из опасения убить какую-нибудь носящуюся в воздухе бактерию.
С подобными увлечениями встречаемся даже не только в области мистики, а в вещах самых простых и обыденных, - вроде хотя бы казарменных занятий в войсках; в своих армейских заметках генерал Драгомиров указывает, до каких абсурдов могут дойти люди в своих увлечениях, когда усердствуют не по разуму: хождение в ногу приводит к нелепому расчленению шага; равнение в строю приводит к ещё более дикому стремлению приучить людей, чтобы не дышали.
Строго придерживались старины и в одежде, хотя в начале 50-х годов последовал даже высочайший указ об обязательных изменениях в одежде мужчин и женщин у евреев. Вопреки позднейшим правительственным веяниям, имевшим целью всячески обособить евреев, Николай I стремился, наоборот, всеми мерами ассимилировать евреев с остальным населением империи и начал с реформирования одежды.
Немало мне в детстве приходилось слышать рассказов взрослых о плаче и рыданиях, которыми сопровождалось введение в действие этого указа. В городах и местечках черты оседлости евреи толпами, стар и млад, мужчины и женщины, бросились на кладбище, где на родных могилах неистовым воем, плачем и причитаниями молили о заступничестве предков. Прошло, однако, немного лет, и молодые еврейки скоро забыли свои дореформенные полуазиатские одежды и охотно стали франтить в европейских костюмах. Указывая на какую-нибудь молодую модницу, кумушки постарше сокрушались о пролитых потоках слёз, которыми сопровождалось объявление указа о реформе одежды. Старушки долго, ещё и на моей памяти, вопреки указу, одевались по старому, ценой, конечно, некоторой дани в пользу полицейских цензоров.
Эта дореформенная одежда состояла у женщин из головного убора в виде большого тюрбана или огромного платка, навёрнутого вокруг головы, так чтобы, Боже упаси, малейший волосок не смел показаться из-под нижних складов тюрбана; платье - пёстрый тюник без рукавов и широчайшая юбка.
Реформа заключалась в упразднении тюрбана и тюника. Особенно мучительно было расстаться с тюрбаном, потому что еврейка, по выходе замуж, обязана прятать свои волосы. Найден был такой компромисс: вместо тюрбана женщины придумали «горбанд» - повязку или чепец на волосы из чёрного атласа со сборками в виде вьющихся волос и даже с пробором из белой шелковинки; так, чтобы с внешней стороны было похоже на причёску из собственных волос, которые по-прежнему прятались тщательным образом или сбривались вовсе.
Одежда мужчин и после реформы не потерпела больших изменений; она состояла из длинного халата с низкой талией; у богатых ещё «страймеле» - шапка, опушённая соболем, и халат атласный. «Пейсы», отрощенные завитушки волос на висках, остались неприкосновенными и после реформы, хотя полицейские иногда гонялись с ножницами в руках за длинными пейсами на улице; но такая атака ограничивалась выкупом в два пятака, и тем кончалось правительственное мероприятие.