Как спасителен был такой режим, который должен был подтянуть и приструнить характеры расхлябанные и развинченные.
В течение всего дня с раннего утра до позднего вечера шла почти беспрерывная интенсивная работа, строевая и учебная, чередуясь между классом и манежем. Состав преподавателей по общеобразовательным предметам был очень удачный. Это всё были отборные преподаватели (потому что военное ведомство платило хорошо) местных среднеучебных заведений.
2 или 3 марта 1881 г., вечером, совсем в неурочный час, нам приказано было собраться в рекреационном зале. Вошёл начальник училища с каким-то таинственным, крайне сосредоточенным видом. Несколько минут длилось тревожное молчание. Наконец начальник училища вынул бумагу из кармана и прочел нам официальное оповещение об убийстве императора Александра II, о чём неопределённые слухи уже носились в городе, проникая и в училище. Перемена царствования у нас сказалась в мелочах совсем особого рода, характеризующих начальство того времени. Дело в том, что Александр II носил баки и брил бороду; преемник же его, Александр III, как известно, растительность на лице оставлял неприкосновенной. Вот у начальства народился вопрос: как быть с юнкерскими баками, усами и бородами, - что брить и что нельзя брить? Сначала приказано было брить бороды, а баки не трогать; потом - бороду подстригать только; наконец, летом получилось разъяснение: брить и стричь что угодно.
На лето училище выступало в лагерь под Новогеоргиевском. Здесь происходили усиленные полевые занятия, с 4-5 утра до позднего вечера.
В последний лагерный сбор перед выпуском из училища стряслась со мной катастрофа, при которой офицерские погоны должны были у меня «мимо носа пройти», как изрёк один начальник. Дело в том, что нашими топографическими съёмками в поле заведовал полковник Генерального штаба Соловьёв. Этот сибарит очень небрежно относился к своим обязанностям: в дождливую погоду совсем к нам не заглядывал, а в хорошую погоду постоянно запаздывал против им самим назначенного часа на сборные пункты. Для своих собственных удобств он сборным пунктом назначал нам всегда вокзал Новогеоргиевска. Пользуясь постоянным запаздыванием полковника Соловьёва, юнкера усердно прохлаждались в буфете; и многие, падкие к выпивке, к приезду начальства оказывались в состоянии изрядно подмоченном. Так это случилось в последний день поверочных занятий, - в последний приезд полковника Соловьёва, который на этот раз уж очень опоздал, и многие юнкера были уже «на втором взводе». К тому же, ввиду предшествовавших дождей, у большей части юнкеров работы не были выполнены вовсе.
Возмущённые несправедливым отношением полковника Соловьёва, его манкированием и продолжительными запаздываниями, способствовавшими слабым юнкерам напиваться в буфете, все юнкера - даже те, у которых работы были выполнены - сговорились подать ему голые планшеты и выдвинули меня изложить ему всё, в присутствии всех.
Когда полковник Соловьёв, наконец, явился, я прямодушно стал ему докладывать, что он сам был косвенной причиной наших неудачных занятий. Это привело его в ярость, и он мне, между прочим, изрёк эту фразу: «ручаюсь вам, что офицерские эполеты у вас мимо носа пройдут»...
Надо побывать в юнкерской шкуре, чтобы понять какое жгучее впечатление должна была произвести на меня такая фраза накануне выпуска в офицеры. Годы труда, испытаний и лишений! И вот, накануне осуществления взлелеянной мечты, у порога новой заманчивой жизни, и - всё прахом, мимо носа.
Поздно вечером мы вернулись в лагерь. Товарищи со всех сторон пытались утешить меня; но в этих утешениях сквозило похоронное отпевание.
Соловьёв, сразу по прибытии в лагерь, направился в палатку начальника училища, откуда скоро стал доноситься горячий разговор. Наблюдатели-юнкера донесли, что вестовой побежал за кем-то, направляясь в палатку командира роты, полковника Мартынова, который скоро показался из своей палатки и быстрыми шагами направился к палатке начальника училища. Оттуда доносился спор, который всё больше и больше оживлялся и разгорался. Там, в палатке, идёт теперь решение моей участи. Товарищи то и дело шмыгают всё мимо палатки начальника училища, пытаясь подслушать и уловить что-нибудь из этого судоговорения... в отсутствии подсудимого; мне передают обрывки слов, не то утешительных, не то как пригоршни земли на гроб покойника.
Вдруг мы видим, что Соловьёв, красный, как рак, вышел из палатки, хлопнув полой палатки, и ускоренным шагом направился вон из нашего лагеря.
Очевидно, начальство знало про манкирование этого преподавателя и не пожелало принести меня в жертву.