Наркоманов, давших показания, ждал тот же подвал или расстрельная камера. Лишь немногие, давшие особо ценные показания, получали перед смертью понюшку кокаина или укол морфия. Особенно много хлопот доставляли наркоманки. С мужчинами было проще. Узнав, что вместо заветной дозы получат пулю, они впадали в транс или истерику. Тогда Жихарев пристреливал их из нагана в затылок. Женщины же узнав об обмане, словно фурии бросались на чекистов, норовя выцарапать им глаза. Досталось тогда Васе Фомину и другому пашкиному подручному — Тихону Гавриловичу — тихому, степенному мужику. Первому исцарапали в кровь лицо, второму откусили мочку уха. После этого договорились расстреливать без зачтения приговоров. Приводили такую дамочку в подвал. Кто-то стрелял ей в затылок, а приговор зачитывали трупу. Порядок есть порядок!
В начале августа в подвал к Жихареву привели женщину средних лет.
— Член ЦК партии левых эсеров, — сказал доставивший женщину следователь Фойгельсон. — Крайне опасна! С большим трудом удалось ее взять — отменный конспиратор. Расстреливать ее нельзя — делегат съезда Советов, член ЦИК Республики. Мы уже сообщили в газетах, что она выслана в Орловскую губернию. Но и оставлять ее в живых нельзя — будет бороться нами до последнего. Думайте!
— Тебе хорошо: «Думайте!» — огрызнулся Пашка.
— А вы думайте, думайте! Сейчас с приговоренными много чего разрешено делать, — с мерзкой улыбочкой шепнул ему Фойгельсон и выскользнул из подвала.
Женщина не слышала этого разговора. Она курила в дальнем углу помещения.
— Есть ли у вас какие-нибудь пожелания? — наклонился над ней Вася Фомин.
— Да. Мне вернули кулон. Передайте его моей матери. Сейчас в Москве голодно, а я буду учительствовать в Орловской губернии — прокормлюсь… Вот, адрес, — протянула он Васе записку.
— Идемте! — отпер дверь в расстрельное помещение Жихарев.
— Бывала здесь и при царизме, и при Временном правительстве, но пересылка в подвале — это ново!
Пропуская женщину вперед, Пашка прикоснулся к ней. Неудержимое горячее желание в миг овладело им. Увидев трупы, женщина отпрянула назад. Смятение пробежало по ее лицу.
— Вот как? Да вы палачи — хуже царских! Те хоть не занимались столь гнусным обманом! Не стреляйте в спину! Я хочу умереть, глядя смерти в глаза! — с этими словами женщина направилась к трупам у стены.
— Стой! — начал ее валить на тела Пашка. — Тебе уже все равно! Давай! Напоследок удовольствие получишь!
— Свинья! — сильный удар ожог его щеку. — Жандармы не были такими скотами!
Поставив подножку, Пашка повалил женщину на трупы. Одним махом он разорвал батистовую блузку и сорочку, впился зубами в розовой сосок на маленькой груди. «Тварь! Ненавижу! Ненавижу!» — осыпала его ударами женщина. Жихарев ударил ее в висок. Эсерка потеряла сознание… Когда Жихарев встал, застегивая галифе, услышал голос: «Мы тоже хотим!» Следом лег на женщину Вася. Вдруг раздалось глухое рычание, затем васин вскрик: «Ах, сука! Кусаться надумала?!» Глухой удар — и женщина снова обмякла.
— Теперь, Тихон Гаврилович, твоя очередь! — пригласил Вася, вставая с женщины.
— Я уж, ребята, по-стариковски, — Тихон Гаврилович перевернул женщину на живот.
Кончив, Тихон Гаврилович закурил. Курили и Жихарев с Фоминым. В это время женщина очнулась. Со стоном она встала на четвереньки. Тихон Гаврилович ударил ее носком сапога в висок. Раздался хруст костей, а затем удар головы об пол. Женщина дернула ногой и затихла.
— Готова! — удовлетворенно сплюнул Тихон Гаврилович.
— Ловко! — удивились Жихарев с Васей. — Гаврилыч, научи!
— Смотри, куда бить, — указал Тихон Гаврилович носком сапога на кровавое пятно на виске у женщины. — Здесь даже силы не надо. Резко ударил — костка вывалилась и прямо в мозг вошла. Мы так в охранном еще при царизме делали, когда надо было тихо кого-то убрать. Сейчас еще раз покажу на этом лысом эсере.