Королева любила крупную игру и знала, что это не нравится королю. Это ее заставляло скрывать несколько, что она играет, и она выбирала себе партнеров в самом ограниченном числе и с большим выбором. Я доказывал ей, что это очень неосторожно с ее стороны и дает повод к разным нелепым толкам. Я умолял ее играть в залах своего дворца в такие игры, которые могли быть на виду у всех, и делать что хочет только в помещении де Геменэ. Это был единственный совет, в связи с советом обращать больше внимания на короля, который я вообще когда-либо осмелился ей дать. Она приняла его с благодарностью и тонким тактом, которым она всегда отличалась.
Чтобы не слишком было заметно, что я всегда нахожусь в ее обществе, я часто участвовал также в охотах, предпринимаемых королем, причем всегда смертельно скучал; она прекрасно знала это. И поэтому в эти дни она всегда старалась кататься верхом или тоже участвовать в охоте, чтобы видеть меня. Король меня всегда отсылал к ней с приказанием остаться при ней. Он, видимо, ничего не имел против ее расположения ко мне; хотя уже и до него дошли различные слухи о нашей возможной близости, но он отнесся к ним очень недоброжелательно и стал ко мне особенно ласков и приветлив. Однажды утром он узнал, что граф д'Артуа выехал очень рано утром из дому. Он очень обеспокоился этим, так как думал, что, пожалуй, тут замешана в дело дуэль, но, когда он узнал, что я поехал с ним, он сразу успокоился и сказал: «Ну, если с ним Лозен, я уверен, что все обстоит благополучно, так как тот непременно предупредил бы королеву, если бы подозревал какую-нибудь опасность для графа!» Вот каково было мое положение при дворе в начале 1777 года. Но зато потом начались всяческие интриги и козни, благодаря которым и добились, наконец, моего окончательного удаления от двора. В конце 1775 года я случайно встретился в театре с милэди Берримор, моей давнишней знакомой, с которой я, однако, виделся очень редко в свои приезды в Англию. Она была очень красива, остроумна и очень грациозна. Я знал, что она опасна для многих, но мне она нравилась и я не считал ее опасной для себя. Я бывал у нее несколько раз и всегда встречал у нее виконта де Пон, который, видимо, рисовался своим положением в этом доме и, вероятно, не без основания. Я вообще не люблю идти по чьим-либо следам и хотел уже совершенно перестать бывать у нее, как вдруг мой кузен, де Сен-Блакар, объявил мне, что миледи Берримор прелестна и что ужасно обидно, что этот пустой человек де Пон позволяет себе компрометировать ее, хотя, кажется, не имеет на нее никаких решительно прав. Он посоветовал мне убедиться в том, насколько он близок к ней и, в случае, если он не имеет никаких оснований разыгрывать роль, которую взял на себя, изобличить его в этом публично.
Хотя это было не в моем характере, но так как мне она нравилась и я находил ее хорошенькой, то решил довести ее до того, чтобы она созналась, в каких она отношениях с де Поном. Она скоро стала уверять меня, что между ними решительно ничего нет. Тогда я предложил себя на его место; она рассмеялась и сказала: «А королева?» Я стал уверять ее, что все ее предположения на этот счет лишены положительно всякого основания. «Послушайте, — сказала она на это, — я считаю, что я красивее королевы и настолько молода, что, вообще, не желаю служить вам для отвода глаз». Мне стоило большого труда убедить ее в том, что я вовсе не навязываю ей подобной роли. Она, наконец, мне поверила, наградила меня поцелуем и тотчас между нами установились отношения, о которых я просил. На другой день она объявила де Пану, что позволяет ему бывать у себя, как и раньше, но из уважения ко мне, которого она любит, она вовсе не желает, чтобы он разыгрывал у нее роль, на которую не имеет никакого права. Я был очень доволен, что наконец-то обзавелся любовницей. Но случай этот произвел весьма нежелательное впечатление в Версале: мадам де Геменэ пришла в отчаяние и старалась уверить меня в том, что королева очень оскорблена этим. Королева, действительно, стала относиться очень плохо к милэди Берримор, едва говорила с ней и вообще ясно показывала, что она недовольна моим поведением. Несмотря на то, что я никогда не пользовался действительным ее расположением, она все же снисходила до того, что ревновала меня ко всем женщинам, на которых я обращал внимание. Но, несмотря на это, я все еще находился в фаворе и посещал по-прежнему аккуратно Версаль. Королева и граф д'Артуа не могли ступить шага без меня. Но тогда опять начались интриги и первая из них состояла в следующем.