Во все время пребывания императора Николая Павловича в Риме погода стояла ясная; со дня же его отъезда полил дождь, сделалась слякоть, холод. Несмотря на это, некоторые из художников отпраздновали этот день за городом. Вечером они рассказали графу, что праздник их был самый скромный, — что они выпили только по бокалу шампанского за здоровье государя, пели «Боже, царя храни» и церковные кантаты, затем с факелами и пением прошлись по соседним горам.
На другой день именин императора, утром, к графу Федору Петровичу приехал князь Григорий Петрович Волконский с секретарем Киля Сомовым, чтобы сверить и привести в порядок список заказов, сделанных государем. Графу Федору Петровичу было до крайности неприятно это вмешательство в дело, касавшееся единственно его.
Художники наши продолжали по-прежнему часто собираться у графа Федора Петровича и сообщили ему, что дали между собою слово не пировать, а работать как можно усерднее: так благотворно отразилось на них милостивое отношение к ним государя. Кроме разговоров, у графа вечерами происходили и чтения; на одном из вечеров Рамазанов читал написанную им сказку «Красота и искусство»: он развивал в ней довольно верно идею, как от действия красоты вызвалось к жизни искусство; мысль эта, замечает граф Федор Петрович, не новая: ее проводили и древние греки — как живописцы, так и скульпторы — в образе юного грека, очерчивающего профиль лица любимой женщины по тени, отбрасываемой луною на ствол дерева.
Так же как и до прибытия в Рим императора, граф и графиня Толстые продолжали посещать студии художников и с величайшим вниманием и подробностию осматривали все достойное примечания в Риме. Посещая знакомых, граф бывал и у антиквария Висконти; однажды Висконти сказал графу, что он получил в подарок прекрасную бронзовую медаль, по его мнению, сделанную в Париже, и чрезвычайно хвалил ее. Показывая медаль, стал объяснять Федору Петровичу, что она изображает. Граф тотчас узнал в ней одну из своих бронзовых медалей, изображающую освобождение Москвы. Висконти был чрезвычайно изумлен и даже выразил некоторое сомнение, что эта медаль была сделана в России. Когда же граф сказал ему, что медаль эта одна из коллекции, состоящей из двадцати таких же медалей, сочиненных и резанных им по случаю войны 1812–1814 годов, то Висконти рассыпался в восторженных приветствиях. При этом граф показал Висконти слепки с своих барельефов из «Одиссеи» Гомера; он долго рассматривал их и сказал, что ему известно все выходившее в этом роде, но подобного не встречалось как по идее, верности рисунка, вполне античного стиля, так и по красоте и искусству в выполнении. С восторгом и изумлением он рассматривал выгравированные рисунки «Душеньки», осыпал похвалами рисунок всех фигур, вкус, с каким все трактовано, драпировку, мебель, вазы и прочие аксессуары, дивился обширному знанию графа древнего греческого мира и с этого времени изменил свой взгляд на искусства в России. Вскоре после того Висконти привел к графу лучшего резчика на твердых камнях в Риме, итальянца Бонтинчио Боканино, чтобы показать ему вырезанные графом в меди барельефы «Одиссеи». Боканино был не художник, он сам не сочинял, не лепил, как и прочие медальеры в Европе, а только резал с вещей на стали, на твердых камнях, а больше на раковинах — чисто и хорошо; занимался также и гальванопластикой в небольшом объеме. Его поразили барельефы графа как сочинением и резьбой в металле, так и отлитые с них в меди слепки гальвано-пластическим способом. Он долго расспрашивал графа об этом искусстве и никак не предполагал, чтобы было возможно гальванопластикой делать такие сложные барельефы, со множеством фигур, греческих зданий, внутренних украшений, с драпировками, вазами, канделябрами и другими украшениями, вырезанными на барельефах графа. Они еще не знали гальванического способа осаждать из раствора синего купороса медь в медные формы, а производили это только в восковые, стеариновые или гипсовые формы, напитанные тем или другим, с медалей и других небольших вещиц, натертых графитом. Граф показал ему, как он делает свои слепки простым способом в стеарине, воске и глине, покрытой графитом, но не открыл, как это делают в медные формы, оставляя им самим догадаться. Итальянский медальер не хотел верить, когда граф сказал ему, что у нас этим способом отливают большие античные статуи.
В праздник Рождества Христова граф Федор Петрович был с поздравлением у князя Волконского. Между прочими разговорами князь попросил Федора Петровича поторопиться отливкою форм с отмеченных царем статуй, снятием копий и работами, назначенными им нашим художникам. Вместе с этим просил определить плату за их работы, прибавляя: «Ведь нельзя же им работать даром; назначьте такую плату, за которую взялись бы здесь посторонние художники». Граф Федор Петрович никак не ждал этого и был чрезвычайно обрадован.